ЮНЫЙ ЛИТЕРАТУРНО-ПУБЛИЦИСТИЧЕСКИЙ ЖУРНАЛ
№ 5 (2021)
КРАПИВА
"Крапива — это боль детства"
(Маша Т.)
"Жизнь красива, как букет крапивы в раненой руке..."
(Noize MC)
(Маша Т.)
"Жизнь красива, как букет крапивы в раненой руке..."
(Noize MC)
КРАПИВА № 5 (2021)
В этом номере:
Проза
Полина Крутикова "Слово есть магия"
Максим Плотников "Звёздный кочегар", "Огненные саламандры", "Снотворец" рассказы
Стойкий Куст "Главный вопрос" рассказ
К.С. "Синие пятна", "В центре вселенной" рассказы
Борис Можаев "Многоэтажки", "Под Новый год", "Ночная зимняя тишина"
Дилетант "Если бы я пошла гулять...", "Шестое декабря" рассказы
Tawiskara "День мух" рассказ
Вера Толстых "Отчёт" рассказ
Максим Плотников "Звёздный кочегар", "Огненные саламандры", "Снотворец" рассказы
Стойкий Куст "Главный вопрос" рассказ
К.С. "Синие пятна", "В центре вселенной" рассказы
Борис Можаев "Многоэтажки", "Под Новый год", "Ночная зимняя тишина"
Дилетант "Если бы я пошла гулять...", "Шестое декабря" рассказы
Tawiskara "День мух" рассказ
Вера Толстых "Отчёт" рассказ
Фольклор
Над выпуском работали:
Авторы:
Tawiskara, Борис Можаев, Варфоломей Гудбенштарский, Вера Толстых, Дилетант, Екатерина Лисаченко, К.С., Лина Газизова, Максим Плотников, Мария Новрузова, Мария Ченская, Полина Крутикова, Стойкий Куст, Юрий Гайко
Редактор: Анна Батурина
Редактор: Екатерина Хохлова
Авторы:
Tawiskara, Борис Можаев, Варфоломей Гудбенштарский, Вера Толстых, Дилетант, Екатерина Лисаченко, К.С., Лина Газизова, Максим Плотников, Мария Новрузова, Мария Ченская, Полина Крутикова, Стойкий Куст, Юрий Гайко
Редактор: Анна Батурина
Редактор: Екатерина Хохлова
ПРОЗА
Автор: Полина Крутикова
Слово есть магия
…Мы слышим отзвуки собственных мыслей…
Мы говорим.
И мир исчезает.
Мы говорим и ходим по мирам. Мы говорим и оказываемся в другом месте, в другое время, в другой реальности.
Мы – Ловцы Слов. Слово есть магия. Мы выхватываем его из реальности, чуем его внутри себя, видим в лесу и в реке. Пойманное Слово – это портал. Это путешествие. И мы путешествуем вместе с ним. И никогда не можем остановиться. Слову нельзя противостоять. Слово выбирает нас, выбирает путь, выбирает время. А мы лишь следуем за ним.
Потому, что это наша судьба. Наш смысл жизни. Наше призвание. Мы следуем за Словом.
Мы не можем иначе.
Мы – вечные странники. Вечные Ловцы. Мы видим больше всех живущих. Мы знаем больше всех умерших. Но мы не принадлежим себе. И если задержимся в каком-то мире, созданном Словом, дольше положенного, никогда не найдем дорогу домой.
Однажды мы поймали Слово, и оно выкинуло нас из мира. Мы оказались на пепелище. На осколках. Этот мир был изранен, этот мир был болен и разрушен. Страх сковывал, а мир угрожал.
И мы были в опасности: Слово не приходило. А вернуться было нужно, было необходимо!
Мы искали его. Мы перерыли половину мира, звали его, искали внутри себя, вскрывали вены в кровь, ища его в своих жилах.
Слово пряталось в обугленном дереве, горячее, насмешливое, обжигающее язык и ладони.
Слово может превращать.
Наши тела изменились: ноги вытянулись, тела удлинились, мы почувствовали, как наши копыта бьют землю, как рог взрезает воздух, как золотится под солнцем грива.
Мышцы перекатывались, шкура сияла перламутром. Мы были сильны. Мы были всемогущи.
Мы снова искали Слово, отраженное в единорожьем ржании.
Слово может искажать.
Здесь небо было под ногами, деревья росли кронами вниз, а мы ходили на руках. Все мысли воплощались в звуках, имели формы и очертания, наполняющие окружающее пространство едким дурманом, формирующимся из обрывочных фраз.
Небо шуршало облаками, как сладкой ватой, а ленты ручьев можно было вплетать в волосы. Слова расцветали бабочками и золотыми воробьями, смех — колокольчиками на деревьях, фразы – бусами на шее.
Слово пряталось в траве, как заяц, а мы ловили его руками-крыльями, руками-треугольниками, руками-плавниками, ныряли в траву и оказывались на дне, выныривали на облаке и тонули в древесной коре.
Мир абсурда сводил с ума, меняя формы себя и нас.
Слово может убить.
Мир был выжжен, будто кто-то лизнул его огненным языком. Вокруг было ничто, разрушенное и втоптанное в землю. Ничто. Пепелище. Ничто не осталось, ничто не росло, ничто не цвело. Мир был наполнен запахом гари и боли.
Слово отнесло нас в мир разрушений, в мир пламени, в мир, когда его разрушили. В мир, когда после Нечто было уже ничто.
Мы звали Слово. Смрад душил нас. Мы звали Слово…
И оно пришло стаей черных ворон, летящих на падаль.
Мы – дома.
И мы – это мы.
Надолго ли? Неизвестно. Пока Слово вновь не придет и не позовет нас за собой.
Иллюстрация:
Лина Газизова
Лина Газизова
Автор: Максим Плотников
Звёздный кочегар
рассказ
Лишь мысль может двигаться быстрее света. Поэтому корабли, вопреки законам физики, пересекающие межзвёздное пространство за считанные дни, используют в качестве топлива ратиум – материальный продукт умственной деятельности. Его могут создавать разумные существа, чей мозг облучается дельта-лучами. Тех, кто выполняет эту работу, обычно называют звёздными кочегарами.
Здравствуй, дорогая, пишу тебе с Тареонта. Никогда не думал, что окажусь на столичной планете. Здесь очень красиво, даже осушили почти все болота, которых раньше было много на Тареонте. Не понимаю, кому только в голову пришло основывать столицу на такой болотистой планете. Я же оказался здесь по воле нашего капитана, который решил, что на Тареонте можно выгодно продать нашу добычу.
Давеча мы загарпунили звёздную блоху, шли по её следам от Веги, где на одной из планет нашли площадку из блошиного цемента. Моя смена подошла к концу, когда блоха была убита. Подойдя к иллюминатору, я узрел тушу блохи, больше похожую на гору, чем на живое существо. Её пронзал десяток исполинских гарпунов, по двадцать метров каждый. Но больше всего меня поразили глаза. Видела бы ты, какие у блох глаза, размером с пруд и сверкают, как драгоценные камни.
Из брюха блохи добыли множество чудесных металлов, таких, как уран и плутоний. У матросов, которые грузили это добро в трюмы, теперь смешно светятся руки.
Что до меня, то хоть моя работа и тяжела, но жалование я получаю стабильно. Пятьдесят семь астр в неделю. Стараюсь, ни на что лишнее не тратится, разве что на Тареонте купил тебе роскошную вазу. Не дождусь того момента, когда вернусь домой, и на эти деньги мы купим участок.
Одна беда, лучи, которыми на меня светят, чтобы я создавал ратиум, постепенно плавят мне мозг. Даже механики, не попадающие под прямые лучи, обматывают голову фольгой, когда работают в машинном отделении. А нам кочегарам достаётся больше всего. Судовой врач выдаёт нам ворвакс (лёгкий наркотик, разрешённый на некоторых планетах), чтобы заглушить эффект от облучения мозга. Мой коллега Морберт вместо того, чтобы употреблять сам, продавал ворвакс нашему штурману. Но его поймали, понизили жалование, и боцман больно щипал его своими клешнями. Морберт начал работать тогда же, когда и я, его рассудок ещё не помутнён. Чего не скажешь о двух других кочегарах, которых я знаю. Первый - религиозный фанатик, который постоянно слышит голоса святых. Второй из-за редкого побочного эффекта владеет телекинезом, может взглядом поднять сразу шесть спичек. Но он не помнит, кто он и откуда родом. Считает себя частью корабля и уверен, что всегда на нём работал.
Я тоже чувствую последствия облучения, когда закрываю глаза - вижу непонятные вспышки. А ещё я стал очень забывчивым. Не помню даже какой сейчас год. Часто смотрю на твоё фото, так как боюсь забыть, как ты выглядишь. Надеюсь, увижу тебя вновь, прежде чем сойду с ума.
Автор иллюстрации
Максим Плотников
Максим Плотников
Огненные саламандры
рассказ
Вокруг огненных саламандр существует много мифов и заблуждений. Например, в ранних работах естествоиспытателей говорится, что саламандра постоянно объята пламенем и потому излучает яркий свет. На самом деле, ящерица флюоресцирует из-за бактерий, с которыми состоит в симбиозе.
Но, при этом, она всё равно является самым огнеопасным животным в мире. Если обычная ящерица, когда ей угрожает опасность, отбрасывает хвост, то огненная саламандра, оправдывая свое название, сжигает себя заживо. Кожа саламандры покрыта очень горючим веществом, саламандровым маслом, поэтому она быстро сгорает, остается лишь кучка пепла.
Казалось бы, какой в этом смысл? Это связано с тем, как саламандры размножаются. Они рождаются вовсе не из подземного огня, а из грибов. Когда саламандра сгорает, вместе с дымом по пещере, где она обитает, разносятся споры, которые оседают на все вокруг. В том числе, и на растущий в пещерах гриб каве фунгорум. Гриб, на который попали споры саламандр, становится инкубатором. В нем растут маленькие саламандры. Вскоре гриб распухает, становясь круглым, затем из него вылупляются саламандры, от одной до восьми. С самого рождения они светятся, синим или бело-жёлтым цветом.
Вырастают до тридцати сантиметров. Охотятся на пещерных сверчков и других животных. Иногда саламандру подают в ресторанах. Говорят, на вкус она, как шампиньоны, но с привкусом бензина.
Кроме гурманов на это огнеопасное животное охотится только одно существо. Один из самых неприятных обитателей пещеры – химера. Больше всего она похожа на помесь зонтика с осьминогом. Она подкрадывается к саламандре и плюет на нее особой слизью, которая перекрывает доступ кислорода к саламандре, тем самым, не давая ей сжечь себя. Затем химера набрасывается на жертву. Масло съеденной саламандры химера сохраняет в специальном пузыре и, когда надо, выплевывает, поджигая. Вот каково происхождение ее огненного дыхания.
Что ж, теперь вы знаете много интересных фактов об огненных саламандрах. Надеюсь, вам это пригодится в жизни.
Но, при этом, она всё равно является самым огнеопасным животным в мире. Если обычная ящерица, когда ей угрожает опасность, отбрасывает хвост, то огненная саламандра, оправдывая свое название, сжигает себя заживо. Кожа саламандры покрыта очень горючим веществом, саламандровым маслом, поэтому она быстро сгорает, остается лишь кучка пепла.
Казалось бы, какой в этом смысл? Это связано с тем, как саламандры размножаются. Они рождаются вовсе не из подземного огня, а из грибов. Когда саламандра сгорает, вместе с дымом по пещере, где она обитает, разносятся споры, которые оседают на все вокруг. В том числе, и на растущий в пещерах гриб каве фунгорум. Гриб, на который попали споры саламандр, становится инкубатором. В нем растут маленькие саламандры. Вскоре гриб распухает, становясь круглым, затем из него вылупляются саламандры, от одной до восьми. С самого рождения они светятся, синим или бело-жёлтым цветом.
Вырастают до тридцати сантиметров. Охотятся на пещерных сверчков и других животных. Иногда саламандру подают в ресторанах. Говорят, на вкус она, как шампиньоны, но с привкусом бензина.
Кроме гурманов на это огнеопасное животное охотится только одно существо. Один из самых неприятных обитателей пещеры – химера. Больше всего она похожа на помесь зонтика с осьминогом. Она подкрадывается к саламандре и плюет на нее особой слизью, которая перекрывает доступ кислорода к саламандре, тем самым, не давая ей сжечь себя. Затем химера набрасывается на жертву. Масло съеденной саламандры химера сохраняет в специальном пузыре и, когда надо, выплевывает, поджигая. Вот каково происхождение ее огненного дыхания.
Что ж, теперь вы знаете много интересных фактов об огненных саламандрах. Надеюсь, вам это пригодится в жизни.
Автор иллюстрации
Максим Плотников
Максим Плотников
Снотворец
Если вы решили посетить какой-либо из миров Лейфитской империи для торговли или в качестве туриста, вам понадобится приобрести гостевой имперский паспорт. С ним вы обретаете статус существа расы второго класса. Если же вы прибыли с дипломатической миссией, то можете претендовать на статус существа первого класса.
Это связано с делением граждан империи на классы, в зависимости от их видовой принадлежности. Согласно доктрине императора Вельвио, Лейфитская империя оказывает помощь менее развитым расам, беря их под свою опеку. Расы, вошедшие в состав империи недавно или не приносящие существенной пользы имперскому обществу, имеют статус рас второго класса. А расы, давно ставшие частью империи, и чей вклад в её благосостояние несомненен, имеют статус рас первого класса. У представителей рас первого класса больше привилегий и к ним относятся с большим почётом. Но над всеми ними стоят Лейфиты. Они объединили вокруг себя других существ, основав империю. Это одна из причин, почему они считаются высшей расой.
Чтобы свободно общаться с гражданами империи, вам следует выучить лейфяз – язык, используемый по всей империи. Он является смесью языка, который использовали лейфиты до создания империи, и языка клайнов.
Общеимперская валюта называется астры. Если на вашей родине отказались от такого проявления капитализма, как деньги, вам придется смириться с тем, что здесь они используются. Также вы не можете брать в рабство граждан империи, даже если вам позволяют это делать ваши обычаи.
Помимо этого, вам следует ознакомиться с имперским времяисчислением. За его основу взято время на Тареонте, планете, что является столицей Лейфитской империи. Имперский день длится тридцать часов, а имперский год две тысячи сорок четыре дня. Год, в свою очередь, делится на четырнадцать месяцев, по сто сорок шесть дней каждый.
Я вовсе не собирался этого делать, хотя сейчас многие уезжают с Земли из-за суровых порядков, которые установила империя, видимо, из опасений восстания. Хотя не всем хватает денег и решимости, чтобы отправится искать лучшую жизнь среди звёзд. В моем случае, это произошло даже не по моей воле. Как известно, империя взяла Землю под опеку после того, как было обнаружено, что дети людей могут вырабатывать ратиум эффективней, чем любые другие существа. Но мозг взрослого человека не обладает такими свойствами.
В то злополучное утро мне не посчастливилось оказаться близ импровизированного космопорта, устроенного в моем городе. Один из лейфитов принял меня за отбившегося от группы школьника. Одного из тех, кого рекрутировали для службы в имперском флоте в качестве кочегаров. Все из-за моего низкого роста. Тот лейфит из земных языков знал только английский, поэтому я не мог ему объяснить, что я не один из призывников. И, не смотря на мои протесты, меня притащили на звёздный корабль, который перенёс меня через бездну между мирами, где резвятся космические блохи и другие неведомые мне твари. Когда обнаружили, что меня взяли по ошибке, корабль был уже в половине светового года от Земли. Возвращаться, конечно, не стали. Позже меня пересадили на грузовой корабль, который и отвёз меня на Тареонт.
Я оказался в незнакомом мне мире, где растут оранжевые деревья и светят три голубых солнца. Местное население состоит из существ со всей империи, кого я только не видел лишь на территории космопорта. Там же мне выдали набор для обучения лейфязу. Я думал о том, каким же образом вернуться на родину. Забавно, что, оказавшись так далеко от дома, воспринимаешь как родину всю Землю. Отправляясь в другой город, ты представляешься как Челябинец. При поездке в другую страну - как русский. Здесь в разговоре с пришельцами, я говорю, что я землянин.
В толпе разных существ я заметил человека, такого же, как я. Его звали Антон, он был одним из тех, кто покинул Землю в поисках лучшей жизни. На родине он был главой компании, производящей компьютеры. Но стало невыгодно вести бизнес из-за жёсткой политики, проводимой империей, и появления на рынке инопланетных технологий. Антон обещал помочь мне и уговорил остаться на Тареонте, так как здесь более развитая инфраструктура, больше возможностей даже для существ второго класса, и скоро я привыкну к местной жизни.
Тареонт не просто имперская планета, а столица империи. Как я узнал, этот мир был выбран в качестве столичного не случайно. До колонизации поверхность планеты покрывали руины древних городов. Здания в них были построены из минерала, который использовался могущественной цивилизацией, которая существовала задолго до Лейфитской империи. На данный момент, эти существа то ли вымерли, то ли ушли в другое измерение. Но в империи их считают чуть ли не богами. По общепринятой теории считается, что эта богоподобная раса создала лейфитов. Поэтому лейфиты называют себя высшей расой. На Тареонте же больше всего городов богов, имперские ученые считают, что здесь была столица их империи. И здесь же расположили её дети богов - лейфиты.
Я поселился в городе Тарийске, отсюда всего тысяча с чем-то километров до императорского дворца. Я снимаю комнату в дешевенькой гостинице на окраине города. Из окна видны бескрайние болота, лежащие за чертой города. В маленькой комнатке есть только кровать, тумбочка и ещё какая-то непонятная мебель. Я почти уверен, что это стул, но предназначенный явно не для гуманоидов. Поэтому я использую его как вешалку.
В таком месте мне приходится обитать, так как цены на Тареонте в несколько раз выше, чем на Земле. И другого я пока не могу себе позволить.
Работу я пока не нашёл, зато выучил лейфяз. Благодаря местным технологиям, на это ушло всего четыре дня. В набор, который мне выдали в космопорте, входил плеер с видео-уроками по лейфязу и несколько пачек гренина. Под воздействием этого вещества мозг мгновенно усваивает информацию, которая в него поступает. Главное не видеть и не слышать лишнего. Я до сих пор отчетливо помню бескрайние просторы болот, усыпанных редкими приземистыми деревьями, которые покрывает оранжевая листва.
Впрочем, я не против того, чтобы помнить этот пейзаж. На пустынные болота было приятно взглянуть после суеты города. Но из-за гренина у меня появилось и более неприятное воспоминание. Когда я учил лейфяз, в дверь постучали. Это было существо, похожее на птеродактиля. Оно предложило мне пожертвовать деньги на реконструкцию дома святого Юксатля. На что я ответил ему, что будь у меня лишние деньги, я бы не жил в этой дыре. Уходя, птеродактилеобразный тип всосал воздух с противным хрюкающим звуком. Скорее всего, у этих существ такой звук обозначает разочарование, но мне он показался весьма неприятным. А из-за эффекта гренина надолго засел у меня в голове.
Это воспоминание днями терзало мой разум. Я пытался не думать о хрюкающем птеродактиле, но очень трудно не думать о чем-нибудь специально. Позже, мне удалили этот фрагмент памяти на приеме у психолога.
Ещё мне прислали приглашение на встречу тареонтских людей. Раз в семь дней люди, по каким-либо причинам живущие на Тареонте, собираются в кафе, чтобы пообщаться. Как же приятно было видеть человеческие лица, после инопланетных морд. На встречу пришло не более тридцати человек. Ведь здесь живёт мало людей, и не все они смогли приехать. Много говорили о Земле. Большинство из пришедших помнят, какой она была до входа в империю. Араб Абдул минут пятнадцать рассказывал мне про прелести жизни в солнечном доимперском Каире. Не могу найти столько же плюсов в Челябинске, но для меня он милее и Каира, и Тареонта. Одна женщина из какой-то англоязычной страны со слезами на глазах говорила о своём сыне.
По земным меркам ему было одиннадцать, когда его призвали на службу в имперский флот. Благодаря ему и другим кочегарам, боевые корабли лейфитов бороздят просторы вселенной, неся волю императора к иным мирам. В военкоме говорят, что ещё четыре тареонтских года назад вычислили время, в течение которого можно без последствий облучать мозг ребёнка дельта-лучами. Хотя у разных людей разный уровень чувствительности. К тому же с новой силой разгорается война за звезду Бенитру с цивилизацией разумных растений. И та женщина боится, что её сын окажется в зоне боевых действий.
Многие ругались на Цахеду, губернатора Солнечной системы. Он не живёт на Земле и прилетает туда лишь по делам, которые требуют его присутствия. Он даже не человек, а иирит. Иириты – это существа, которые могут по желанию менять облик, принимая любую форму. До присоединения Земли к империи эти оборотни, маскируясь под людей, изучали Землю. Некоторые даже занимали руководящие посты в земных странах. Ходят слухи, что именно Цахеда больше двадцати лет притворялся президентом России.
Кафе, где собираются, находится в городе Кельвионе. Если Тареонт – столица империи, то Кельвион - столица Тареонта. Этот город выстроен вокруг императорского дворца, который стоит на берегу моря. Его вершину было видно из окон кафе. На крыше этого колоссального здания установлена статуя основателя империи – Кельвио первого. Лейфиты и так мне не нравятся. Они хоть и гуманоиды, но сильно отличаются от людей. Ростом под два метра, кожа светло-серая, а лицо лишено глаз. Их заменяют пять светящихся сфер, висящих в воздухе вокруг головы. Они состоят из энергии и похожи на маленькие шаровые молнии. Лейфиты видят всей поверхностью каждой сферы. Поэтому у них почти нет слепых зон. Неприятно осознавать, что лейфит видит тебя, даже если ты стоишь за его спиной.
А исполинская статуя первого императора вообще наводит на меня ужас. Он стоит, вскинув руку вертикально вверх. Ею он указывает на владения высшей расы, то есть на звезды. А когда темнеет, вокруг головы зажигаются, пляшущие огни голограмм, которые имитируют глаза. Всё это должно вызывать восхищение перед величием империи, но вызывает лишь чувство собственной ничтожности.
Я прошёл курсы, обучающие снотворчеству, которые проводила компания «Спокойная ночь». Курсы были бесплатные, но следующие три месяца я обязан работать только в «Спокойной ночи».
При снотворчестве используют телепатические излучатели, похожие на те, с помощью которых отправляют сообщения к другим звёздам, так как радиосигналы слишком медлительны. Но снотворческий излучатель рассеянного типа, то есть он покрывает небольшую территорию, его лучи слабы и мозг улавливает их только во сне. Кроме того, сигналы адресованы не кому-то конкретному, а всем вокруг.
Известно, что через сон можно внедрить идею. С момента появления снотворческих излучателей все, кому не лень, использовали это свойство разума. Помню, как за несколько земных лет до того как Лейфитская империя вступила в контакт с человечеством на официальном уровне, люди стали видеть странные сны. Безликие существа с шаровыми молниями вокруг головы являлись во снах и даровали порядок, мир и летающие машины. Таким образом, проимперская пропаганда велась на Земле ещё до того, как люди узнали об империи.
Здесь же, на Тареонте, вам скорее приснятся не развевающиеся имперские знамёна, а волшебный стиральный порошок, отстирывающий любую грязь. В мире, где любой, имеющий деньги, связи и желание, может получить лицензию на снотворчество, рекламу можно увидеть даже в грёзах. От настолько слабых лучей помогает шапка из фольги, надетая на голову. Но большинство предпочитают этого не делать.
Вот мелкий чиновник возвращается домой с опостылевшей работы и ложится спать. Во сне он примеряет шляпу, делающую его неотразимым, сидит в самом мягком кресле и посещает курорты. В рекламных снах всё идеально, даже если в реальности товар плох или слишком дорог. Поэтому миллионы разумных существ каждую ночь ложатся спать, желая увидеть лучшую жизнь хотя бы во сне. Мало кто сегодня видит свои, оригинальные сны, а не искусственные.
Снотворцы работают как ночью, так и днём. Так как у разных существ разный режим сна. Я работаю в ночную смену. До офиса добираюсь на трамвае. Личного аэромобиля у меня нет, да и такси брать дорого. Трамвай по пути проезжает через район, в котором живут знатные лейфиты и существа первого класса. Здания своей причудливой архитектурой подражают городам великой расы, что покрывали раньше поверхность Тареонта. А на балконах и крышах устроены роскошные сады. Мало того, над всем районом искусственно поддерживается хорошая погода. Но я могу только мечтать о жизни в этом месте.
Здание, где расположилась «Спокойная ночь», больше похоже на земные небоскрёбы, но выше. Я работаю на сто пятьдесят шестом этаже. Такое высокое положение необходимо, чтобы телепатические волны покрывали большую территорию. Начинаю свою работу на закате, когда садятся два ближайших к Тареонту светила, вокруг которых он обращается. Голубой свет закатывающихся за горизонт звёзд становится фиолетовым, а затем меркнет. Но ночь, в привычном для землян виде, длится всего несколько часов. Затем встаёт третья звезда системы Ригель. Она тоже голубая, только более тусклая, так как находится дальше, чем два первых компонента звёздной системы.
Призрачный свет третей звезды ригеля едва просачивается меж жалюзей, закрывающих окно в цехе, где мы творим сны. Мне пока не дают сложной для восприятия рекламы. Например, недавно я создавал сон, в котором пользовался услугами определённого такси. Кельвио 66, чьё рабочее место по соседству с моим, сейчас занимается рекламой курорта. Чтобы достоверно отобразить все прелести отдыха на планете Миаплацидус 5, он съездил туда отдохнуть, причём поездку оплатила компания. А меня просто покатали на аэромобиле по городу. Это потому, что у него стаж работы больше, чем у меня, но дело не только в этом, этот бесхребетный карьерист самым наглым образом подлизывается к начальству. И бесхребетный – это не метафора, у него действительно нет позвоночника, так как он голографер. Голограферы - раса первого класса, больше всего они похожи на прямоходящих медуз. Все голограферы немы, потому что у них нет рта, как такового. На планете Флокс, откуда они родом, голограферы питаются нектаром исполинских цветов, впитывая его через кожу на щупальцах. Внутри своих полупрозрачных тел они способны создавать объёмные изображения, за что и получили своё название. Не имея вербального языка, они общаются при помощи картинок. Поэтому у них нет произносимых имён, но для удобства в общении с другими гражданами империи голограферы берут второе имя, не похожее на ажурный многогранник. Часто это просто понравившееся слово. Например, однажды я встретил голографера по имени стол. Иногда в конце имени у них идёт набор цифр, они думают, что так звучит солидней.
Так вот, Кельвио 66 назвал себя в честь нынешнего императора Кельвио шестого, явно чтобы показать свой патриотизм начальству. А на своём рабочем месте он повесил портреты императора и шефа рядом друг с другом. Наш начальник лейфит по имени Кизилио. На меня он тоже обращает внимание, но только из-за моей видовой принадлежности, ведь я первый землянин, принятый на работу в «Спокойную ночь». Кизилио лень запоминать моё имя, и он зовёт меня просто человеком. По-моему, это неуважительно. Помню на земле, у моего друга, была собака Тося, а я её звал собакой.
Кажется, это было очень давно, в прошлой жизни. Хотя я на Тареонте всего два месяца или почти год, если использовать земное времяисчисление, но этот безумный мир уже стал для меня обыденным. Лишь надпись made in Cina на ярлыке моей кепки, да встречи с тареонтскими людьми напоминают, что Земля мне не приснилась. Каждый день я вижу сотни логотипов и клейм, на машинах, одежде и просто рекламных вывесках. Говорят, Пациенты в коме могут видеть рекламные сны и не замечать, как один сменяется другим. Может, я один из таких больных? И всё, что со мной происходит, лишь реклама. Тем более, сам я последнее время не вижу вообще никаких снов.
Это связано с делением граждан империи на классы, в зависимости от их видовой принадлежности. Согласно доктрине императора Вельвио, Лейфитская империя оказывает помощь менее развитым расам, беря их под свою опеку. Расы, вошедшие в состав империи недавно или не приносящие существенной пользы имперскому обществу, имеют статус рас второго класса. А расы, давно ставшие частью империи, и чей вклад в её благосостояние несомненен, имеют статус рас первого класса. У представителей рас первого класса больше привилегий и к ним относятся с большим почётом. Но над всеми ними стоят Лейфиты. Они объединили вокруг себя других существ, основав империю. Это одна из причин, почему они считаются высшей расой.
Чтобы свободно общаться с гражданами империи, вам следует выучить лейфяз – язык, используемый по всей империи. Он является смесью языка, который использовали лейфиты до создания империи, и языка клайнов.
Общеимперская валюта называется астры. Если на вашей родине отказались от такого проявления капитализма, как деньги, вам придется смириться с тем, что здесь они используются. Также вы не можете брать в рабство граждан империи, даже если вам позволяют это делать ваши обычаи.
Помимо этого, вам следует ознакомиться с имперским времяисчислением. За его основу взято время на Тареонте, планете, что является столицей Лейфитской империи. Имперский день длится тридцать часов, а имперский год две тысячи сорок четыре дня. Год, в свою очередь, делится на четырнадцать месяцев, по сто сорок шесть дней каждый.
1
Прошло уже два с половиной года с момента присоединения Земли и человечества к Лейфитской империи. Конечно, я имею в виду имперские годы в пересчете на земные семнадцать лет. И уже, примерно, четверть имперского месяца назад я покинул Землю.Я вовсе не собирался этого делать, хотя сейчас многие уезжают с Земли из-за суровых порядков, которые установила империя, видимо, из опасений восстания. Хотя не всем хватает денег и решимости, чтобы отправится искать лучшую жизнь среди звёзд. В моем случае, это произошло даже не по моей воле. Как известно, империя взяла Землю под опеку после того, как было обнаружено, что дети людей могут вырабатывать ратиум эффективней, чем любые другие существа. Но мозг взрослого человека не обладает такими свойствами.
В то злополучное утро мне не посчастливилось оказаться близ импровизированного космопорта, устроенного в моем городе. Один из лейфитов принял меня за отбившегося от группы школьника. Одного из тех, кого рекрутировали для службы в имперском флоте в качестве кочегаров. Все из-за моего низкого роста. Тот лейфит из земных языков знал только английский, поэтому я не мог ему объяснить, что я не один из призывников. И, не смотря на мои протесты, меня притащили на звёздный корабль, который перенёс меня через бездну между мирами, где резвятся космические блохи и другие неведомые мне твари. Когда обнаружили, что меня взяли по ошибке, корабль был уже в половине светового года от Земли. Возвращаться, конечно, не стали. Позже меня пересадили на грузовой корабль, который и отвёз меня на Тареонт.
Я оказался в незнакомом мне мире, где растут оранжевые деревья и светят три голубых солнца. Местное население состоит из существ со всей империи, кого я только не видел лишь на территории космопорта. Там же мне выдали набор для обучения лейфязу. Я думал о том, каким же образом вернуться на родину. Забавно, что, оказавшись так далеко от дома, воспринимаешь как родину всю Землю. Отправляясь в другой город, ты представляешься как Челябинец. При поездке в другую страну - как русский. Здесь в разговоре с пришельцами, я говорю, что я землянин.
В толпе разных существ я заметил человека, такого же, как я. Его звали Антон, он был одним из тех, кто покинул Землю в поисках лучшей жизни. На родине он был главой компании, производящей компьютеры. Но стало невыгодно вести бизнес из-за жёсткой политики, проводимой империей, и появления на рынке инопланетных технологий. Антон обещал помочь мне и уговорил остаться на Тареонте, так как здесь более развитая инфраструктура, больше возможностей даже для существ второго класса, и скоро я привыкну к местной жизни.
Тареонт не просто имперская планета, а столица империи. Как я узнал, этот мир был выбран в качестве столичного не случайно. До колонизации поверхность планеты покрывали руины древних городов. Здания в них были построены из минерала, который использовался могущественной цивилизацией, которая существовала задолго до Лейфитской империи. На данный момент, эти существа то ли вымерли, то ли ушли в другое измерение. Но в империи их считают чуть ли не богами. По общепринятой теории считается, что эта богоподобная раса создала лейфитов. Поэтому лейфиты называют себя высшей расой. На Тареонте же больше всего городов богов, имперские ученые считают, что здесь была столица их империи. И здесь же расположили её дети богов - лейфиты.
Я поселился в городе Тарийске, отсюда всего тысяча с чем-то километров до императорского дворца. Я снимаю комнату в дешевенькой гостинице на окраине города. Из окна видны бескрайние болота, лежащие за чертой города. В маленькой комнатке есть только кровать, тумбочка и ещё какая-то непонятная мебель. Я почти уверен, что это стул, но предназначенный явно не для гуманоидов. Поэтому я использую его как вешалку.
В таком месте мне приходится обитать, так как цены на Тареонте в несколько раз выше, чем на Земле. И другого я пока не могу себе позволить.
2
Я всё ещё не могу привыкнуть к Тареонту. Здесь кипит жизнь и днём и ночью. Тысячи существ всех форм и размеров беспрерывно снуют по улицам. Многие выглядят настолько странно, что сложно понять, где у них лицо или, хотя бы, глаза. Во время разговора это сильно напрягает.Работу я пока не нашёл, зато выучил лейфяз. Благодаря местным технологиям, на это ушло всего четыре дня. В набор, который мне выдали в космопорте, входил плеер с видео-уроками по лейфязу и несколько пачек гренина. Под воздействием этого вещества мозг мгновенно усваивает информацию, которая в него поступает. Главное не видеть и не слышать лишнего. Я до сих пор отчетливо помню бескрайние просторы болот, усыпанных редкими приземистыми деревьями, которые покрывает оранжевая листва.
Впрочем, я не против того, чтобы помнить этот пейзаж. На пустынные болота было приятно взглянуть после суеты города. Но из-за гренина у меня появилось и более неприятное воспоминание. Когда я учил лейфяз, в дверь постучали. Это было существо, похожее на птеродактиля. Оно предложило мне пожертвовать деньги на реконструкцию дома святого Юксатля. На что я ответил ему, что будь у меня лишние деньги, я бы не жил в этой дыре. Уходя, птеродактилеобразный тип всосал воздух с противным хрюкающим звуком. Скорее всего, у этих существ такой звук обозначает разочарование, но мне он показался весьма неприятным. А из-за эффекта гренина надолго засел у меня в голове.
Это воспоминание днями терзало мой разум. Я пытался не думать о хрюкающем птеродактиле, но очень трудно не думать о чем-нибудь специально. Позже, мне удалили этот фрагмент памяти на приеме у психолога.
Ещё мне прислали приглашение на встречу тареонтских людей. Раз в семь дней люди, по каким-либо причинам живущие на Тареонте, собираются в кафе, чтобы пообщаться. Как же приятно было видеть человеческие лица, после инопланетных морд. На встречу пришло не более тридцати человек. Ведь здесь живёт мало людей, и не все они смогли приехать. Много говорили о Земле. Большинство из пришедших помнят, какой она была до входа в империю. Араб Абдул минут пятнадцать рассказывал мне про прелести жизни в солнечном доимперском Каире. Не могу найти столько же плюсов в Челябинске, но для меня он милее и Каира, и Тареонта. Одна женщина из какой-то англоязычной страны со слезами на глазах говорила о своём сыне.
По земным меркам ему было одиннадцать, когда его призвали на службу в имперский флот. Благодаря ему и другим кочегарам, боевые корабли лейфитов бороздят просторы вселенной, неся волю императора к иным мирам. В военкоме говорят, что ещё четыре тареонтских года назад вычислили время, в течение которого можно без последствий облучать мозг ребёнка дельта-лучами. Хотя у разных людей разный уровень чувствительности. К тому же с новой силой разгорается война за звезду Бенитру с цивилизацией разумных растений. И та женщина боится, что её сын окажется в зоне боевых действий.
Многие ругались на Цахеду, губернатора Солнечной системы. Он не живёт на Земле и прилетает туда лишь по делам, которые требуют его присутствия. Он даже не человек, а иирит. Иириты – это существа, которые могут по желанию менять облик, принимая любую форму. До присоединения Земли к империи эти оборотни, маскируясь под людей, изучали Землю. Некоторые даже занимали руководящие посты в земных странах. Ходят слухи, что именно Цахеда больше двадцати лет притворялся президентом России.
Кафе, где собираются, находится в городе Кельвионе. Если Тареонт – столица империи, то Кельвион - столица Тареонта. Этот город выстроен вокруг императорского дворца, который стоит на берегу моря. Его вершину было видно из окон кафе. На крыше этого колоссального здания установлена статуя основателя империи – Кельвио первого. Лейфиты и так мне не нравятся. Они хоть и гуманоиды, но сильно отличаются от людей. Ростом под два метра, кожа светло-серая, а лицо лишено глаз. Их заменяют пять светящихся сфер, висящих в воздухе вокруг головы. Они состоят из энергии и похожи на маленькие шаровые молнии. Лейфиты видят всей поверхностью каждой сферы. Поэтому у них почти нет слепых зон. Неприятно осознавать, что лейфит видит тебя, даже если ты стоишь за его спиной.
А исполинская статуя первого императора вообще наводит на меня ужас. Он стоит, вскинув руку вертикально вверх. Ею он указывает на владения высшей расы, то есть на звезды. А когда темнеет, вокруг головы зажигаются, пляшущие огни голограмм, которые имитируют глаза. Всё это должно вызывать восхищение перед величием империи, но вызывает лишь чувство собственной ничтожности.
3
Сейчас я работаю снотворцем в одной крупной компании. Примерно полмесяца назад я сдал тест на телепатические способности, выяснилось, что они у меня довольно высокие. Мне сказали, что я мог бы стать неплохим звёздным кочегаром. Хотя есть и другая работа, для которой нужны способности телепата. Например, снотворчество – платят меньше, зато не так вредно.Я прошёл курсы, обучающие снотворчеству, которые проводила компания «Спокойная ночь». Курсы были бесплатные, но следующие три месяца я обязан работать только в «Спокойной ночи».
При снотворчестве используют телепатические излучатели, похожие на те, с помощью которых отправляют сообщения к другим звёздам, так как радиосигналы слишком медлительны. Но снотворческий излучатель рассеянного типа, то есть он покрывает небольшую территорию, его лучи слабы и мозг улавливает их только во сне. Кроме того, сигналы адресованы не кому-то конкретному, а всем вокруг.
Известно, что через сон можно внедрить идею. С момента появления снотворческих излучателей все, кому не лень, использовали это свойство разума. Помню, как за несколько земных лет до того как Лейфитская империя вступила в контакт с человечеством на официальном уровне, люди стали видеть странные сны. Безликие существа с шаровыми молниями вокруг головы являлись во снах и даровали порядок, мир и летающие машины. Таким образом, проимперская пропаганда велась на Земле ещё до того, как люди узнали об империи.
Здесь же, на Тареонте, вам скорее приснятся не развевающиеся имперские знамёна, а волшебный стиральный порошок, отстирывающий любую грязь. В мире, где любой, имеющий деньги, связи и желание, может получить лицензию на снотворчество, рекламу можно увидеть даже в грёзах. От настолько слабых лучей помогает шапка из фольги, надетая на голову. Но большинство предпочитают этого не делать.
Вот мелкий чиновник возвращается домой с опостылевшей работы и ложится спать. Во сне он примеряет шляпу, делающую его неотразимым, сидит в самом мягком кресле и посещает курорты. В рекламных снах всё идеально, даже если в реальности товар плох или слишком дорог. Поэтому миллионы разумных существ каждую ночь ложатся спать, желая увидеть лучшую жизнь хотя бы во сне. Мало кто сегодня видит свои, оригинальные сны, а не искусственные.
Снотворцы работают как ночью, так и днём. Так как у разных существ разный режим сна. Я работаю в ночную смену. До офиса добираюсь на трамвае. Личного аэромобиля у меня нет, да и такси брать дорого. Трамвай по пути проезжает через район, в котором живут знатные лейфиты и существа первого класса. Здания своей причудливой архитектурой подражают городам великой расы, что покрывали раньше поверхность Тареонта. А на балконах и крышах устроены роскошные сады. Мало того, над всем районом искусственно поддерживается хорошая погода. Но я могу только мечтать о жизни в этом месте.
Здание, где расположилась «Спокойная ночь», больше похоже на земные небоскрёбы, но выше. Я работаю на сто пятьдесят шестом этаже. Такое высокое положение необходимо, чтобы телепатические волны покрывали большую территорию. Начинаю свою работу на закате, когда садятся два ближайших к Тареонту светила, вокруг которых он обращается. Голубой свет закатывающихся за горизонт звёзд становится фиолетовым, а затем меркнет. Но ночь, в привычном для землян виде, длится всего несколько часов. Затем встаёт третья звезда системы Ригель. Она тоже голубая, только более тусклая, так как находится дальше, чем два первых компонента звёздной системы.
Призрачный свет третей звезды ригеля едва просачивается меж жалюзей, закрывающих окно в цехе, где мы творим сны. Мне пока не дают сложной для восприятия рекламы. Например, недавно я создавал сон, в котором пользовался услугами определённого такси. Кельвио 66, чьё рабочее место по соседству с моим, сейчас занимается рекламой курорта. Чтобы достоверно отобразить все прелести отдыха на планете Миаплацидус 5, он съездил туда отдохнуть, причём поездку оплатила компания. А меня просто покатали на аэромобиле по городу. Это потому, что у него стаж работы больше, чем у меня, но дело не только в этом, этот бесхребетный карьерист самым наглым образом подлизывается к начальству. И бесхребетный – это не метафора, у него действительно нет позвоночника, так как он голографер. Голограферы - раса первого класса, больше всего они похожи на прямоходящих медуз. Все голограферы немы, потому что у них нет рта, как такового. На планете Флокс, откуда они родом, голограферы питаются нектаром исполинских цветов, впитывая его через кожу на щупальцах. Внутри своих полупрозрачных тел они способны создавать объёмные изображения, за что и получили своё название. Не имея вербального языка, они общаются при помощи картинок. Поэтому у них нет произносимых имён, но для удобства в общении с другими гражданами империи голограферы берут второе имя, не похожее на ажурный многогранник. Часто это просто понравившееся слово. Например, однажды я встретил голографера по имени стол. Иногда в конце имени у них идёт набор цифр, они думают, что так звучит солидней.
Так вот, Кельвио 66 назвал себя в честь нынешнего императора Кельвио шестого, явно чтобы показать свой патриотизм начальству. А на своём рабочем месте он повесил портреты императора и шефа рядом друг с другом. Наш начальник лейфит по имени Кизилио. На меня он тоже обращает внимание, но только из-за моей видовой принадлежности, ведь я первый землянин, принятый на работу в «Спокойную ночь». Кизилио лень запоминать моё имя, и он зовёт меня просто человеком. По-моему, это неуважительно. Помню на земле, у моего друга, была собака Тося, а я её звал собакой.
Кажется, это было очень давно, в прошлой жизни. Хотя я на Тареонте всего два месяца или почти год, если использовать земное времяисчисление, но этот безумный мир уже стал для меня обыденным. Лишь надпись made in Cina на ярлыке моей кепки, да встречи с тареонтскими людьми напоминают, что Земля мне не приснилась. Каждый день я вижу сотни логотипов и клейм, на машинах, одежде и просто рекламных вывесках. Говорят, Пациенты в коме могут видеть рекламные сны и не замечать, как один сменяется другим. Может, я один из таких больных? И всё, что со мной происходит, лишь реклама. Тем более, сам я последнее время не вижу вообще никаких снов.
"Снотворец"
Автор иллюстрации Максим Плотников
Автор иллюстрации Максим Плотников
Автор: Стойкий Куст
Главный вопрос
рассказ
Я стою на лестничной площадке у открытого окна и курю. Неприятное серое небо становится ещё более грязным от дыма, но меня это не беспокоит. Как не беспокоит это и миллиарды других людей. А я почему-то вспоминаю каникулы у своей тетки в деревне. Тогда небо было совсем не такое. Ясное, голубое. То самое небо с фотографий в Гугле, когда забиваешь в поисковик «Россия». И поле обязательно золотое. Все на этих фотографиях так и кричит: «У нас все хорошо, смотрите как красиво!». Мне было 13 тогда, и я ещё не думала о смысле жизни, шла по течению, не пытаясь поймать это ускользающее желание понять, зачем я это делаю. В голове было такое же ясное небо, без единого облачка. Кошка Муська тогда родила котят, и тетка пошла в сарай за мешком. Я тогда ещё не знала, зачем ей нужен мешок, непонимающе смотрела, как она запихивает в него котят, а потом спросила, куда она идёт. «Топить на речку», - безразлично ответила она. Помню, тогда я была в ужасе, пообещала ей за день всех котят устроить, но тетка была непреклонна. А потом ночью, глядя на огромные звёзды, которые всегда такие за городом, я неожиданно подумала, а почему меня не утопили как этих котят? Так и потянулся сквозь всю мою жизнь этот странный вопрос. Незапланированный ребёнок от гуляющего отца, такой же, как и эти котята. Но меня не утопили. Воспитали, постоянно упоминая, что я большая обуза, и каждые каникулы отправляя по разным родственникам, которым я также была ни к чему.
Дети прыгали через лужу от чёрного снега, именуя ее болотом со злыми крокодилами, какая-то парочка целовалась в подъезде дома напротив, а я безразлично курила у окна собственного дома и спрашивала этот февраль, начавшийся с дождей, почему же меня не утопили.
Из 72-ой квартиры доносились крики. Супружеская чета неожиданно поняла, что не стоило так спешить с браком. А может и вовсе жениться не хотели, слишком уж рано у них ребёнок появился. Забавная история, им бы разойтись, но ребенок в неполноценной семье - это же так страшно. Все почему-то говорят: «Как же так, без отца воспитывает!». А я даже и не знаю, что хуже, расти без папы или каждый миг своей жизни думать, что эти люди отравляют друг другу жизнь только из-за тебя.
Дверь 72-ой квартиры уныло открывается с характерным скрипом. Я знаю, кто так неуверенно выглядывает из-за дверного проема. Молча киваю головой, слыша оглушающее: «Где бы ты сейчас без меня была!». Из квартиры быстро выходит грустный паренёк лет 9-ти, а значит, скоро начнётся наша обыденная беседа. Он встаёт рядом со мной и тихо спрашивает: «Пойдём?». Я тушу сигарету, бросая окурок на холодные ступени и, не оборачиваясь, выхожу из подъезда. Мы идём по тротуару, изгрызенному ямами, я мешу ногами грязь и слушаю размышления паренька насчёт погоды. Его зовут Пашка, это я твёрдо усвоила из полуночных ссор его родителей, но сам он мне имя никогда не говорил, а потому я безразлично называла его «парень» и никогда не отвечала на его вопросы. Он вёл диалог на одного, и всех это устраивало. Не то, чтобы я его жалела. В этом мире жалость ведёт к проигрышу. Я его просто понимала. Может быть, ему нужна была компания, может, он так отвлекал себя от мыслей о своей жизни, только вот одно я знала наверняка, однажды к нему придёт понимание. Однажды у него в голове появится такой же вопрос, как и у меня. И мне было его ни капельки не жалко. Мы такие же ненужные котята, которых почему-то не утопили. А эта жизнь слишком жестока, чтобы просто так давать нам счастье и свободу. Не достойны.
Мы остановились на мосту. Облокотившись на грязные перила, я достала ещё одну сигарету и задала этот самый важный вопрос, что мучил меня на протяжении всей моей жизни. «Как ты думаешь, почему нас в детстве не утопили как котят?». И я увидела в его глазах страшный ответ. Не было причины. Не было высшего знака. А значит, не было и смысла жить.
Я неожиданно свободно вздохнула, кинула в реку последнюю в своей жизни сигарету.
- Прощай, Пашка.
И перемахнула через перила, падая навстречу грязной воде. Как котёнок в мешке.
Иллюстрация: Tawiskara
Автор: К. С.
Синие пятна
рассказ
Она протирает бывший некогда белым стол, тщетно пытаясь избавиться от синих пятен. Почему её ручки постоянно протекают? Глубоко безразлично она слушает громкий крик матери о её безалаберности. Она корова? Вполне возможно. Тварь? Ещё какая. К чему это отрицать. Гораздо проще слиться с этой синей тряпкой в ее руке. Притвориться, что у тебя нет аргументов на все эти заявления. А в чем смысл? Орать будут на полчаса дольше. Заберут телефон. И все. Минута славы не стоит дневного отсутствия возможности связаться с кем-либо. Подруги. Мама всегда говорит, что им на неё глубоко чихать, и ее обязательно бросят в какой-нибудь обязательно трудный момент жизни. Ну и что? Зато сейчас у неё есть, кому прислать мемчик, и получить смеющийся смайлик в ответ. И все-таки обидно. Как некстати проснулась уязвлённая гордость. В такие моменты ей всегда хотелось именно плакать. Она делала это в детстве, она делала бы это и сейчас, но ещё одной причины для повторения вечной пластинки «Я будто опять с твоим папой живу» ей совершенно не хочется. Да и жалко папу. Нет, не из-за постоянного поругания его мамой, совсем нет. Она уверена, что ругать его есть за что. Говорят же, что если ты начал икать, значит, тебя кто-то вспомнил. А папу в этом доме вспоминают так часто, что он, наверное, уже даже пить не может. Она представила папу с бутылочкой пива, который только прикасается к горлышку и тут же начинает икать. Ей чрезвычайно смешно от этого глупого предположения, и она прячет улыбку в дальних закромах своего мозга: достанет в подходящий момент. Странное, вообще, это слово «Папа». Для ее папы оно совершенно не подходит. Он скорее отец. Такой, к которому очень хочется добавить «биологический». Папа, что-то родное и близкое, а с ее папой можно поговорить разве что о погоде, когда он в трезвом виде, и про фильм «Сумерки» в нетрезвом. По телефону. Ее однажды попросили назвать важных для неё людей в порядке убывания. «Папа» не вошел даже в третий десяток. А как бы повернулась ее жизнь, если бы ее забрал к себе папа? Два вечно недовольных нытика без денег, сказала бы мама. Она представляет себе это по-другому. Карты, шахматы и русский рок в «Ладе Калине». Она всё-таки кое-что знает о своём папе. Собака жмётся к ноге кричащей мамы и она, глядя на затравленный вид собаки, грустно улыбается. Она в своём роде тоже затравленный напуганный зверёк. Только собаку пугают полотенцем, а ее отбиранием телефона. И все же денег у них бы точно не было. Папа зарабатывает немного, это она давно усвоила. Становится слишком тихо. Значит ли это, что все закончилось? Может быть, да. Но идти проверять она не торопится. Совсем не интересно сейчас изучать очередной скачок настроения ее воспитателя. Хочется оттирать это пятно вечно, чтобы все игнорировали ее существование, как она в свою очередь игнорировала это пятно. Так какой бы она была, если бы жила с папой? Наверное, менее нервной, более безответственной. Но одно точно осталось бы неизменным. Та, параллельная, она тоже оттирала бы пятно от ручки и думала, какая же жизнь была бы у неё, если бы...
В центре вселенной
рассказ
Она сидит на холодных качелях. Медленно качается, подставляя лицо легкому ветерку, а вокруг лишь темнота. Долгожданная прохлада поглотила весь этот маленький мир, заключённый в пределах двора. Над головой огромные звёзды, такие незнакомые в больших городах, но такие близкие и родные здесь. Странный, уютный, маленький пограничный городок, в котором бурно смешиваются два великих народа. Здесь никто и не думает освещать детскую площадку ночью, здесь новая горка - невиданное чудо, здесь днём на всех турниках висят ковры, и периодически недовольные женщины выходят выбивать из них пыль... Она слегка трёт уставшие глаза, но продолжает сидеть. Какой странный день был сегодня. Донельзя жаркий, оглушающий. Солнце подогревало улицы с пешеходами, играющих в догонялки детей и, не находя тебя среди них, заглядывало прямо в окна, опаляя квартиры. Она изжарилась дома и решила, что на качелях будет лучше. Ветер, в конце концов. Кто же знал, что он будет горячим. Словосочетание «горячий ветер» она до сей поры считала оксюмороном. Однако теперь он нагло развевал её волосы, пока она пыталась, как следует, раскачаться. Мимо пробегала загорелая ребятня с мороженым, в траве звонко гудела саранча. Жара давила и угнетала. А сейчас? Что вдруг изменилось с наступлением ночи? Двор, ярко освещаемый солнцем, погрузился в полный мрак. Приятный холод остудил металл качелей. Она не понимала лишь одного, как жители домов упускают это чудо. Разве это не прекрасно, встречать это небо, эту темноту, эту прохладу каждое лето? Почему вдруг все опустело. Может быть, они просто привыкли? Ею овладевает странное ощущение, будто во всей вселенной есть только она, качели и эти звёзды. Но страх не ощущается, она не угадывает в темных силуэтах горок и лазалок чудовищ. Ей не одиноко, рядом миллиарды небесных точек и скрип несмазанных качелей. Она не тонет в темноте, она растворяется, становясь единым целым, и, впервые в жизни, ей не хочется заткнуть окружающий звук наушниками. На губах появляется блаженная улыбка. И всё же, какое счастье, что жильцам надоело это видеть. Она представляет, как на улицу выливается огромное количество детей, деловито выходят бабушки, раздражённые взрослые. Она вновь слышит звуковой шум, создаваемый ими, и почему-то становится жарко. Как хорошо, наверное, верить в жизнь после. Если бы это могло быть Раем. Быть вечным, сидеть на краю деревянной сидушки и смотреть вверх, стремиться к огромным звездам. Всегда.
Она тоскливо трёт глаза, слушая, как на заднем плане опять кричит ее мать. Она уже привыкла. Так она себе говорит. На самом деле, совсем нет. Никогда невозможно привыкнуть к постоянным упрекам и раздражённым окрикам, и, чтобы ни говорили, она и мама никогда бы не сошлись, будь они незнакомыми друг другу людьми. Крики заглушает музыка, но это все совершенно не то. Она хочет туда, она хочет обратно. Она отчаянно пытается, пытается запечатлеть это небо, эту темноту, эту тишину на бумаге, но руки не слушаются. Не такие слова, не такие звёзды, не такие качели... или просто она уже не такая? Ей все равно, она плачет, и слезы оставляют пятна, размазывают по бумаге это единственное воспоминание, в которое она пряталась, последнее воспоминание полное безопасности и комфорта. Она отчаянно боится забыть, однажды проснуться и потерять этот защитный барьер, оказаться одной против безжалостных криков. Одной, без звёзд, ждущих ее где-то там, в маленьком пограничном городке в центре вселенной.
Автор: Борис Можаев
Многоэтажки
рассказ
Многоэтажки, похожие друг на друга, как отражения серых бетонных стен и жёлтых фонарей в луже. 9 этажей: этаж, этаж и ещё этаж, балкон, на балконе человек с сигаретой. Человека не видно, видна только сигарета и огонёк, красный, красный огонёк. Человека не видно, вместо него только огонёк, красный огонёк.
Конец ночи и пропущенный, как в плеере, день, и новая ночь. В новой ночи гроза, уже не хочется выходить из комнаты, хочется лëжа смотреть на грозу, ты знаешь, что все уже спят, а ты смотришь на грозу. Ты смотришь на грозу, а завтра ты перескажешь еë, перескажешь еë в подробностях, в ролях, в подробностях, в ролях.
Новая ночь, буду спать, пора спать.
Конец ночи и пропущенный, как в плеере, день, и новая ночь. В новой ночи гроза, уже не хочется выходить из комнаты, хочется лëжа смотреть на грозу, ты знаешь, что все уже спят, а ты смотришь на грозу. Ты смотришь на грозу, а завтра ты перескажешь еë, перескажешь еë в подробностях, в ролях, в подробностях, в ролях.
Новая ночь, буду спать, пора спать.
Под Новый год
рассказ
Роман вышел на балкон, достал из кармана пачку сигарет, зажигалку и закурил. Он открыл окно и оглядел прекрасные пейзажи города-завода: перед ним была дорога, пустующая в эту последнюю ночь двадцатого столетия. Чуть дальше стройные ряды панельных домов, словно вставная челюсть во рту города, вокруг них жались прогнившие насквозь бараки, сочащиеся гнилью и червями, и давно просящие удалить их, а вдалеке вздымались клубы заводского дыма, застилая собой всю плёнку ночного неба. Он потушил сигарету о пепельницу, на кухне был слышен шум. Кто-то тихо приоткрыл дверь на балкон и вошёл к Роману. Ему было лень оборачиваться и смотреть, кто был сзади. Сегодня был трудный день, о, этот последний день. Они молча простояли так ещё долгих 10 секунд, пока к спине Романа не прикоснулась рука и быстрым и сильным движением не вытолкнула его из окна. Пока его тело летело вниз к промёрзшей земле, перед глазами его промелькнула вся его короткая, но насыщенная жизнь, все его друзья - Рыжий, Ройзман… Все его стихи и все его сумасшедше смелые выходки… Вся жизнь Романа прошла странно и непонятно, но ярко. Так он и умер - странно и непонятно, но ярко, в последний день двадцатого века.
*Роман Тягунов — русский поэт. (28 июля 1962, Свердловск, СССР — 31 декабря 2000, Екатеринбург, Россия)
*Роман Тягунов — русский поэт. (28 июля 1962, Свердловск, СССР — 31 декабря 2000, Екатеринбург, Россия)
Ночная зимняя тишина
Ночная зимняя тишина съедала всë и вся, она глотала, не жуя, скрип шагов редких прохожих, шум слабого ветерка и шелест падающего снега.
Ночная зимняя мгла заливала всë и вся, она топила в себе голые деревья, беззащитные дома и редкие машины.
Весь город был во власти ужаса и страха, ни в одной квартире не звучал смех, нигде не играла музыка и не лился алкоголь. Не в одном доме не были слышны крики, нигде не звенела посуда и не были слышны шаги.
Весь город замер в бесконечном ожидании, все люди были в полном замешательстве, все были в шоке и не имели возможности пошевелиться, всех окружал страх и ужас.
В городе отключили электричество.
Ночная зимняя мгла заливала всë и вся, она топила в себе голые деревья, беззащитные дома и редкие машины.
Весь город был во власти ужаса и страха, ни в одной квартире не звучал смех, нигде не играла музыка и не лился алкоголь. Не в одном доме не были слышны крики, нигде не звенела посуда и не были слышны шаги.
Весь город замер в бесконечном ожидании, все люди были в полном замешательстве, все были в шоке и не имели возможности пошевелиться, всех окружал страх и ужас.
В городе отключили электричество.
Автор: Дилетант
Если бы я пошла гулять...
рассказ
Если бы я пошла гулять, то я бы пошла на это кладбище. Совсем не мрачное, как все привыкли представлять. Просторное и очень светлое. Красивый домик сторожа, уютные будки для собак. Сами собаки, немного сердитые и беспокойные. Кресты и памятники где-то кучкуются, а где-то их нет совсем. Если бы их можно было убрать, получилось бы поле с лесом вокруг. А на поле трава и цветы. Увы, в этом месте много искусственной травы и искусственных цветов, которые выглядят, мягко говоря, не очень.
Как бы вызывающе это не звучало, но здесь я не чувствовала ничего, кроме эстетического наслаждения природой и умиротворением. На моём лице не было никаких эмоций, только сплошное безразличие. Разве что сороки и вороны привлекали моё внимание. Они прыгали с креста на крест, с памятника на памятник и кричали. Словом, не сидели на месте.
- Привет, - сказала бабушка, подходя к могиле своей мамы. - Быстро мы тебя сегодня нашли.
Только бы она не говорила больше ничего слезливого. И так уже ком в горле, и слёзы подступают к глазам. Нет, мне не грустно, просто слова бабушки звучали печально и пугающе. Возможно, родителям тоже так показалось, но они промолчали.
Кто бы мог подумать, но вырывать траву, протирать гранитную плиту и оградку очень интересно. Я бы тут работала, ей-богу. Не хоронила бы людей, конечно, а просто убиралась.
После мы бродили в поисках другой могилы. Я стала читать таблички и смотреть фотографии. Их было всё-таки очень много. А ведь если бы не смерть, то сейчас бы эти люди стояли на поле радостные и, главное, живые. Но они умерли. Их больше нет и не будет. Нагромождение крестов, памятников, в прошлом живых лиц начали давить, вызывать тревожные мысли.
Да, когда-нибудь мои родственники и друзья тоже придут на кладбище, будут искать могилу, прибирать и вспоминать обо мне. Если будут, конечно. Вроде всё естественно и как надо, но ведь никто не знает, когда это случится. А если совсем скоро?
Я думаю, что больше не вернусь на это кладбище.
Как бы вызывающе это не звучало, но здесь я не чувствовала ничего, кроме эстетического наслаждения природой и умиротворением. На моём лице не было никаких эмоций, только сплошное безразличие. Разве что сороки и вороны привлекали моё внимание. Они прыгали с креста на крест, с памятника на памятник и кричали. Словом, не сидели на месте.
- Привет, - сказала бабушка, подходя к могиле своей мамы. - Быстро мы тебя сегодня нашли.
Только бы она не говорила больше ничего слезливого. И так уже ком в горле, и слёзы подступают к глазам. Нет, мне не грустно, просто слова бабушки звучали печально и пугающе. Возможно, родителям тоже так показалось, но они промолчали.
Кто бы мог подумать, но вырывать траву, протирать гранитную плиту и оградку очень интересно. Я бы тут работала, ей-богу. Не хоронила бы людей, конечно, а просто убиралась.
После мы бродили в поисках другой могилы. Я стала читать таблички и смотреть фотографии. Их было всё-таки очень много. А ведь если бы не смерть, то сейчас бы эти люди стояли на поле радостные и, главное, живые. Но они умерли. Их больше нет и не будет. Нагромождение крестов, памятников, в прошлом живых лиц начали давить, вызывать тревожные мысли.
Да, когда-нибудь мои родственники и друзья тоже придут на кладбище, будут искать могилу, прибирать и вспоминать обо мне. Если будут, конечно. Вроде всё естественно и как надо, но ведь никто не знает, когда это случится. А если совсем скоро?
Я думаю, что больше не вернусь на это кладбище.
Иллюстрация:
Лина Газизова
Лина Газизова
Шестое декабря
рассказ
Воскресенье. Шестое декабря. Грустно, тоскливо…
И сад предстал всем своим воплощением убожества и безжизненности. Три-четыре месяца назад всё здесь вселяло бойкую жизнерадостность: раскидистые яблони, теплицы, речка и самое главное... люди. Они здесь были. Ходили, работали, разговаривали. А сейчас не было никого. Только заснеженные участки с торчащими отовсюду палками и кривыми строениями.
Наступила зима, и всё замёрзло. И жизнь в саду замёрзла тоже.
На нашем участке виднелись маленькие следы на снегу. Это гулял кот. Бочки не стояли, а лежали на боку, такие унылые и бездыханные. Осталось совсем зелёное растение, присыпанное снегом. Почему-то оно не пожелтело, не повяло. Единственное живое воспоминание о лете. В домике стоял неприятный запах, то ли сырости, то ли чего-то ещё. На окне теплицы вырисовались удивительные морозные узоры. Потрясающее зрелище. Дверь теплицы со скрипом открылась. Здесь когда-то росли помидоры... Но осталась лишь холодная сухая земля.
Ночь прошла относительно недавно. Обидно? Нет. Мне не свойственно обижаться. Поэтому не обидно. Просто страшно.
Что, собственно, произошло? Я не знаю.
Я подошла к реке. Нет, это была не река. И не речка. Речушка. От воды шёл пар. Вдоль стояли кусты, окутанные снегом. Красиво. И сурово. Куда идёт эта речка? С какой целью? А есть ли у неё страдание? Какое оно? Не знаю.
- Привет, - услышала я голос. Знакомый. Тихий. Особенный. Я вздрогнула. Оступилась и чуть не упала в реку. Мутная вода безразлично спускалась по камням. Я обернулась. Там стоял... Никто. Он выглядел никак. Он смотрел на меня, но я не видела этого. Зато знала. Никто ушёл. И осталось ничего. Полнейшее.
Холодно. Побегать? Можно. А зачем? Летом здорово бегать, хоть и не холодно. Ничуть. Бегать от радости, прилива сил. Сейчас тоже можно, если только попытаться убежать от себя. А зачем? Невозможно же. Вроде.
Уныло тут. Только если выйти на дорогу, станет лучше. Там кипит жизнь, а здесь её как бы и нет. Даже звуков никаких. Тишина. И пустота в груди.
Если пойти по этой дороге вправо, придёшь домой. А если влево, то в школу. Школа. Когда-то я туда ходила. Точнее, ездила. Находилась там. Училась. Возвращалась домой. И общалась. С людьми.
Люди. В этом проблема. Торчащие палки, неубранный снег, тишина - это всё люди. Такие же, как я. И пустота в груди тоже от людей. Из-за нескольких ли?
Небо не голубое, не с облаками, а какое-то мутное. Летом оно станет совсем другим. И сад станет другим. И мы станем другими.
И сад предстал всем своим воплощением убожества и безжизненности. Три-четыре месяца назад всё здесь вселяло бойкую жизнерадостность: раскидистые яблони, теплицы, речка и самое главное... люди. Они здесь были. Ходили, работали, разговаривали. А сейчас не было никого. Только заснеженные участки с торчащими отовсюду палками и кривыми строениями.
Наступила зима, и всё замёрзло. И жизнь в саду замёрзла тоже.
На нашем участке виднелись маленькие следы на снегу. Это гулял кот. Бочки не стояли, а лежали на боку, такие унылые и бездыханные. Осталось совсем зелёное растение, присыпанное снегом. Почему-то оно не пожелтело, не повяло. Единственное живое воспоминание о лете. В домике стоял неприятный запах, то ли сырости, то ли чего-то ещё. На окне теплицы вырисовались удивительные морозные узоры. Потрясающее зрелище. Дверь теплицы со скрипом открылась. Здесь когда-то росли помидоры... Но осталась лишь холодная сухая земля.
Ночь прошла относительно недавно. Обидно? Нет. Мне не свойственно обижаться. Поэтому не обидно. Просто страшно.
Что, собственно, произошло? Я не знаю.
Я подошла к реке. Нет, это была не река. И не речка. Речушка. От воды шёл пар. Вдоль стояли кусты, окутанные снегом. Красиво. И сурово. Куда идёт эта речка? С какой целью? А есть ли у неё страдание? Какое оно? Не знаю.
- Привет, - услышала я голос. Знакомый. Тихий. Особенный. Я вздрогнула. Оступилась и чуть не упала в реку. Мутная вода безразлично спускалась по камням. Я обернулась. Там стоял... Никто. Он выглядел никак. Он смотрел на меня, но я не видела этого. Зато знала. Никто ушёл. И осталось ничего. Полнейшее.
Холодно. Побегать? Можно. А зачем? Летом здорово бегать, хоть и не холодно. Ничуть. Бегать от радости, прилива сил. Сейчас тоже можно, если только попытаться убежать от себя. А зачем? Невозможно же. Вроде.
Уныло тут. Только если выйти на дорогу, станет лучше. Там кипит жизнь, а здесь её как бы и нет. Даже звуков никаких. Тишина. И пустота в груди.
Если пойти по этой дороге вправо, придёшь домой. А если влево, то в школу. Школа. Когда-то я туда ходила. Точнее, ездила. Находилась там. Училась. Возвращалась домой. И общалась. С людьми.
Люди. В этом проблема. Торчащие палки, неубранный снег, тишина - это всё люди. Такие же, как я. И пустота в груди тоже от людей. Из-за нескольких ли?
Небо не голубое, не с облаками, а какое-то мутное. Летом оно станет совсем другим. И сад станет другим. И мы станем другими.
Иллюстрация:
Лина Газизова
Лина Газизова
Автор: Tawiskara
День мух
рассказ по клипу Би-2 "Моя любовь"
– Не верится, что у нас получилось, – прошептал Лёва, глядя в окно.
Серый свет неверной дымкой остывающего дня колыхался в комнате.
Они лежали на кровати в обнимку и думали о завтрашнем дне.
Теперь у них была кровать, а не только старый матрас на полу. Теперь у них была комната, в комнате закрывалось окно и был кран, из которого текла вода. Было сделано все, чтобы они занимались своим делом.
Двое м-ученых, специализирующихся на разработке лекарств для м-людей. Несколько лет они прятали сетчатые крылья под белыми халатами, трудились, и лишь полгода назад получили признание, когда их вакцина от хрупкости костей спасла первую тысячу жизней. И тут же получили новый заказ. В мире, где население измеряется сотнями тысяч, тысяча, вырванная у смерти – это невероятно много.
После тридцатилетней войны выжило только десять процентов населения, при этом почти половина мутировала в м-людей. «Мух» – как презрительно называла их вторая половина. С более лёгким скелетом и крыльями они стали мобильнее. Мутации сделали м-людей устойчивее к изменившейся реальности: истончившемуся озоновому слою, вечному солнцу, ускорившемуся процессу гниения и разложения. Но м-люди стали уязвимее для своих более сильных бескрылых сородичей. Противясь эволюции, сохранившие человеческий облик, стали истреблять мух. Со временем мух осталось не больше пятнадцати процентов от всех выживших. Спасло от окончательного вымирания мух только то, что они были способны к полетам и пригодны для диверсионных вылазок.
Война не прекращалась. Не имела противника. Не имела смысла. Хоть и названа она была тридцатилетней, но длилась уже почти век. Седые черноглазые генералы, не знавшие в жизни ничего, кроме поля боя, нашли в истреблении друг друга смысл жизни. И летучие подрывники оказались им полезны.
По удачному стечению обстоятельств ли, или же в следствие гениального аналитического расчета, двое м-подростков смогли заняться наукой на благо выживших.
Когда всё начиналось, они были полны надежд. Талантливые и решительные. Выросшие в раскинувшейся между хрущёвок пустыне, где легче достать марганец, чем сахар.
Лёва в тот далёкий год смотрел на горящее море, болтал по горячему песку голыми ступнями и вытирал нос грязным рукавом, когда Шура вдруг сказал:
– Есть идея.
И достал из кармана маленькую баночку с черной краской. Так родился их план. Замаскироваться и попытать счастья. Навыки у них были. У них были книги и упорство. Методом проб и ошибок, переводя истершиеся этикетки и добывая реактивы самостоятельно, они давно развлекали себя химией. Это даже было прибыльно. Шутка ли – лучший самогон в городе. Амаретто, Абсент, вино, виски – они гнали все. А на полученные деньги закупали оборудование и экспериментировали. Но знания и навыки не котируются в мире, где за наличие крыльев травят дихлофосом. План Шурика был в том, чтобы спрятать крылья и сымитировать человеческую полуслепоту. Как ни странно, – сработало. А потом подвернулся госзаказ на разработку лекарств для диверсантов.
Даже после запроса от армии, м-ученых не допустили в лаборатории, а вот двух юнцов, трудов этих же учёных и начитавшихся, смявших крылья и накрасивших веки, – пустили.
С тех пор они занимались медициной. В мире, где население стремится разрушить само себя, созидание – редкость.
Незадолго после их знакомства Лёва привел Шуру к самодельному перегонному аппарату под предлогом наблюдения за экспериментом Белокрыльского. Но Шура понял, что эксперимент идёт не по написанному в учебнике алгоритму. Тогда они жутко извозились в реактивах и прожгли ботинки, но Шура привязался к этому пареньку с невероятным потенциалом. Мухи более хрупкие, чем люди – из-за облегченного скелета. Мухе трудно выстоять в драке с тренированным человеком. Они стали держаться вместе. Так, рука об руку, они и дошагали до дня, когда им выделили комнату, дали допуск в лабораторию, а их лекарства стали спасать жизни.
Поднявшись на локте, Шура почесал Лёвчика между крыльев, вызвав смешок. Сизый вечерний воздух дрогнул. Лёвчик глядел в окно. Было спокойно. Они тихо лежали в своей новой комнате и слушали звуки улицы. Лёва начал негромко напевать, как делал иногда во время работы в лаборатории, Шурик прижался к его волосам лицом, вдыхая запах пыли. Хоть и старались лабораторию содержать в чистоте, но, при повышенном содержании пыли в воздухе, поверхности слишком быстро становятся пригодны для рисования.
Накручивая на палец вьющиеся Лёвины прядки, Шура сказал:
– Завтра.
– Завтра, – согласился Лёва.
Он привстал, взял с табуретки гребешок и стал неторопливо расчёсывать Шурины волосы. После целого дня в тугом хвосте им требовался отдых.
Завтра они презентуют новый препарат, позволяющий людям видеть так же, как и мухам. Это была новая разработка. После нескольких удачных препаратов, улучшивших мухам жизнь, правительство затребовало ноу-хау, которое могло бы решить проблему со зрением среди человеческого населения. Пыль, ультрафиолет – все это быстро ухудшало зрение.
Лёва опустился на спину, ткнул Шуру по носу.
– Голову мыть будешь? – спросил он.
– Большой день, – Шура улыбнулся, – хотя, не думаю, что им будет интересно, чистая ли у меня голова. Лишь бы не глупая.
Он вспомнил, как раньше, ещё когда у них не было крана в квартире, они таскали воду бутылками и Лёва поливал его из лейки, чтобы Шура мог промыть свои непрактично длинные волосы.
Шура положил Лёве руку на живот, скользнул, обхватывая, повалился сверху.
– Ты чего? – спросил Лёва, поглаживая его по спине.
– У нас получилось, – прошептал Шура.
Лёва улыбнулся, не размыкая объятий.
Воздух в комнате струился серебряными струнами, наигрывал какие-то далёкие и старые мелодии, грустью отдававшиеся в груди.
Так в обнимку, соединившись лбами, они и уснули.
Презентация состоялась в здании сохранившегося института. Правое его крыло было превращено в общежитие для немногочисленных учёных.
Раньше Шура и Лёва жили на чердаке в многоэтажке, куда добирались отчасти по воздуху. Если двигаться вдоль пожарных лестниц, то почти не сдувало. Старые мухи смотрели на них с завистью: кому-то ломали за жизнь крылья, кто-то просто терял способность летать. В армии мух плохо кормили, чтобы они не тяжелели. Многие падали в море, от слабости, не справившись с потоком воздуха. Благодаря стойкости к местному климату, не разбившиеся о воду, выживали в том, что ещё лет сто назад было водой, а ныне почти на треть состояло из технических отходов и горючего. Но выплывших называли предателями. Поговаривали, что где-то есть целый архипелаг, на котором живут только мухи.
После устройства в институт, вопросы были, конечно, но, если работать над изучением м-людей, только дурак не научится маскироваться. Шуре в этом плане повезло больше – глаза у него были человеческие, карие, а вот у Лёвы типично мушиные, почти прозрачные. Всякое бывало. Однажды, года три назад, они проспали и забыли вымазать глаза в имитировавшей заражение краске. Пришлось врать про тестирование нового препарата для людей. Так и засветилась эта идея.
Полковник Тапкин, одетый по форме в блестящие бирюзовые штаны и серую жилетку со множеством карманов, с серьезным лицом наблюдал за ходом демонстрации. Сержант Газеткин фотографировал.
Полковник Тапкин, не единожды контуженный, был слеповат, глуховат, страдал приступами паранойи и слабостью памяти. Но был решителен и в бою бесстрашен. Порой, правда, забывал против кого воюет. Поэтому и сослан был курировать медиков. Для надёжности приставили к нему Газеткина, щуплого, но дело свое знающего и крепко следившего за поведением Тапкина.
– Мухины? – внезапно подозрительно спросил полковник.
– Никак нет! – ответил Лёва.
– Мушкаридзе?
– Никак нет, Лев Человеков и Александр Антропов.
Полковник ощутимо расслабился. Газеткин зыркнул на них и снова щёлкнул затвором казённой мыльницы.
– А, тогда ясно. Вы бы, учёные, чем глазные капли капать, придумали бы, что делать с желудочной слабостью у летчиков.
Газеткин закивал.
– Когда перестанут их консервированной фасолью кормить перед вылетами, тогда и пройдет желудочная слабость. Консервам же сто лет в обед, – пробормотал Шура, отвернувшись к мензуркам.
Лёва негромко хихикнул.
Когда закончилась презентация, они вышли на крышу, остановились, глядя в небо. Горящие полосы от сбитых самолётов чертили его, играли в небесный бой. Небо горело. Как и вчера. Как и много лет до этого. Над городом была мертвящая пустота, а ближе к морю облака разбивали боевые самолёты.
Толкаясь и смеясь, они сняли халаты, бросили у кабины лифта. Шура подошёл к Лёве, расстёгивая сжимающий крылья корсет, повернулся спиной, дожидаясь, когда Лёва освободит и его крылья.
– Ну что, старая развалина, не забыл ещё, как летать?
Лёвчик толкнул его в плечо. Крылья, многими годами приученные к таким стеснениям, слушались плохо. Мало ли, что может случиться. Они не часто устраивали пролетки. Но вдвоем не страшно, а если падать – то вместе.
Они встали вместе на край, горячий ветер гладил жаркими ладонями лицо. Обменялись взглядами, взялись за руки и взлетели.
Серый свет неверной дымкой остывающего дня колыхался в комнате.
Они лежали на кровати в обнимку и думали о завтрашнем дне.
Теперь у них была кровать, а не только старый матрас на полу. Теперь у них была комната, в комнате закрывалось окно и был кран, из которого текла вода. Было сделано все, чтобы они занимались своим делом.
Двое м-ученых, специализирующихся на разработке лекарств для м-людей. Несколько лет они прятали сетчатые крылья под белыми халатами, трудились, и лишь полгода назад получили признание, когда их вакцина от хрупкости костей спасла первую тысячу жизней. И тут же получили новый заказ. В мире, где население измеряется сотнями тысяч, тысяча, вырванная у смерти – это невероятно много.
После тридцатилетней войны выжило только десять процентов населения, при этом почти половина мутировала в м-людей. «Мух» – как презрительно называла их вторая половина. С более лёгким скелетом и крыльями они стали мобильнее. Мутации сделали м-людей устойчивее к изменившейся реальности: истончившемуся озоновому слою, вечному солнцу, ускорившемуся процессу гниения и разложения. Но м-люди стали уязвимее для своих более сильных бескрылых сородичей. Противясь эволюции, сохранившие человеческий облик, стали истреблять мух. Со временем мух осталось не больше пятнадцати процентов от всех выживших. Спасло от окончательного вымирания мух только то, что они были способны к полетам и пригодны для диверсионных вылазок.
Война не прекращалась. Не имела противника. Не имела смысла. Хоть и названа она была тридцатилетней, но длилась уже почти век. Седые черноглазые генералы, не знавшие в жизни ничего, кроме поля боя, нашли в истреблении друг друга смысл жизни. И летучие подрывники оказались им полезны.
По удачному стечению обстоятельств ли, или же в следствие гениального аналитического расчета, двое м-подростков смогли заняться наукой на благо выживших.
Когда всё начиналось, они были полны надежд. Талантливые и решительные. Выросшие в раскинувшейся между хрущёвок пустыне, где легче достать марганец, чем сахар.
Лёва в тот далёкий год смотрел на горящее море, болтал по горячему песку голыми ступнями и вытирал нос грязным рукавом, когда Шура вдруг сказал:
– Есть идея.
И достал из кармана маленькую баночку с черной краской. Так родился их план. Замаскироваться и попытать счастья. Навыки у них были. У них были книги и упорство. Методом проб и ошибок, переводя истершиеся этикетки и добывая реактивы самостоятельно, они давно развлекали себя химией. Это даже было прибыльно. Шутка ли – лучший самогон в городе. Амаретто, Абсент, вино, виски – они гнали все. А на полученные деньги закупали оборудование и экспериментировали. Но знания и навыки не котируются в мире, где за наличие крыльев травят дихлофосом. План Шурика был в том, чтобы спрятать крылья и сымитировать человеческую полуслепоту. Как ни странно, – сработало. А потом подвернулся госзаказ на разработку лекарств для диверсантов.
Даже после запроса от армии, м-ученых не допустили в лаборатории, а вот двух юнцов, трудов этих же учёных и начитавшихся, смявших крылья и накрасивших веки, – пустили.
С тех пор они занимались медициной. В мире, где население стремится разрушить само себя, созидание – редкость.
Незадолго после их знакомства Лёва привел Шуру к самодельному перегонному аппарату под предлогом наблюдения за экспериментом Белокрыльского. Но Шура понял, что эксперимент идёт не по написанному в учебнике алгоритму. Тогда они жутко извозились в реактивах и прожгли ботинки, но Шура привязался к этому пареньку с невероятным потенциалом. Мухи более хрупкие, чем люди – из-за облегченного скелета. Мухе трудно выстоять в драке с тренированным человеком. Они стали держаться вместе. Так, рука об руку, они и дошагали до дня, когда им выделили комнату, дали допуск в лабораторию, а их лекарства стали спасать жизни.
Поднявшись на локте, Шура почесал Лёвчика между крыльев, вызвав смешок. Сизый вечерний воздух дрогнул. Лёвчик глядел в окно. Было спокойно. Они тихо лежали в своей новой комнате и слушали звуки улицы. Лёва начал негромко напевать, как делал иногда во время работы в лаборатории, Шурик прижался к его волосам лицом, вдыхая запах пыли. Хоть и старались лабораторию содержать в чистоте, но, при повышенном содержании пыли в воздухе, поверхности слишком быстро становятся пригодны для рисования.
Накручивая на палец вьющиеся Лёвины прядки, Шура сказал:
– Завтра.
– Завтра, – согласился Лёва.
Он привстал, взял с табуретки гребешок и стал неторопливо расчёсывать Шурины волосы. После целого дня в тугом хвосте им требовался отдых.
Завтра они презентуют новый препарат, позволяющий людям видеть так же, как и мухам. Это была новая разработка. После нескольких удачных препаратов, улучшивших мухам жизнь, правительство затребовало ноу-хау, которое могло бы решить проблему со зрением среди человеческого населения. Пыль, ультрафиолет – все это быстро ухудшало зрение.
Лёва опустился на спину, ткнул Шуру по носу.
– Голову мыть будешь? – спросил он.
– Большой день, – Шура улыбнулся, – хотя, не думаю, что им будет интересно, чистая ли у меня голова. Лишь бы не глупая.
Он вспомнил, как раньше, ещё когда у них не было крана в квартире, они таскали воду бутылками и Лёва поливал его из лейки, чтобы Шура мог промыть свои непрактично длинные волосы.
Шура положил Лёве руку на живот, скользнул, обхватывая, повалился сверху.
– Ты чего? – спросил Лёва, поглаживая его по спине.
– У нас получилось, – прошептал Шура.
Лёва улыбнулся, не размыкая объятий.
Воздух в комнате струился серебряными струнами, наигрывал какие-то далёкие и старые мелодии, грустью отдававшиеся в груди.
Так в обнимку, соединившись лбами, они и уснули.
Презентация состоялась в здании сохранившегося института. Правое его крыло было превращено в общежитие для немногочисленных учёных.
Раньше Шура и Лёва жили на чердаке в многоэтажке, куда добирались отчасти по воздуху. Если двигаться вдоль пожарных лестниц, то почти не сдувало. Старые мухи смотрели на них с завистью: кому-то ломали за жизнь крылья, кто-то просто терял способность летать. В армии мух плохо кормили, чтобы они не тяжелели. Многие падали в море, от слабости, не справившись с потоком воздуха. Благодаря стойкости к местному климату, не разбившиеся о воду, выживали в том, что ещё лет сто назад было водой, а ныне почти на треть состояло из технических отходов и горючего. Но выплывших называли предателями. Поговаривали, что где-то есть целый архипелаг, на котором живут только мухи.
После устройства в институт, вопросы были, конечно, но, если работать над изучением м-людей, только дурак не научится маскироваться. Шуре в этом плане повезло больше – глаза у него были человеческие, карие, а вот у Лёвы типично мушиные, почти прозрачные. Всякое бывало. Однажды, года три назад, они проспали и забыли вымазать глаза в имитировавшей заражение краске. Пришлось врать про тестирование нового препарата для людей. Так и засветилась эта идея.
Полковник Тапкин, одетый по форме в блестящие бирюзовые штаны и серую жилетку со множеством карманов, с серьезным лицом наблюдал за ходом демонстрации. Сержант Газеткин фотографировал.
Полковник Тапкин, не единожды контуженный, был слеповат, глуховат, страдал приступами паранойи и слабостью памяти. Но был решителен и в бою бесстрашен. Порой, правда, забывал против кого воюет. Поэтому и сослан был курировать медиков. Для надёжности приставили к нему Газеткина, щуплого, но дело свое знающего и крепко следившего за поведением Тапкина.
– Мухины? – внезапно подозрительно спросил полковник.
– Никак нет! – ответил Лёва.
– Мушкаридзе?
– Никак нет, Лев Человеков и Александр Антропов.
Полковник ощутимо расслабился. Газеткин зыркнул на них и снова щёлкнул затвором казённой мыльницы.
– А, тогда ясно. Вы бы, учёные, чем глазные капли капать, придумали бы, что делать с желудочной слабостью у летчиков.
Газеткин закивал.
– Когда перестанут их консервированной фасолью кормить перед вылетами, тогда и пройдет желудочная слабость. Консервам же сто лет в обед, – пробормотал Шура, отвернувшись к мензуркам.
Лёва негромко хихикнул.
Когда закончилась презентация, они вышли на крышу, остановились, глядя в небо. Горящие полосы от сбитых самолётов чертили его, играли в небесный бой. Небо горело. Как и вчера. Как и много лет до этого. Над городом была мертвящая пустота, а ближе к морю облака разбивали боевые самолёты.
Толкаясь и смеясь, они сняли халаты, бросили у кабины лифта. Шура подошёл к Лёве, расстёгивая сжимающий крылья корсет, повернулся спиной, дожидаясь, когда Лёва освободит и его крылья.
– Ну что, старая развалина, не забыл ещё, как летать?
Лёвчик толкнул его в плечо. Крылья, многими годами приученные к таким стеснениям, слушались плохо. Мало ли, что может случиться. Они не часто устраивали пролетки. Но вдвоем не страшно, а если падать – то вместе.
Они встали вместе на край, горячий ветер гладил жаркими ладонями лицо. Обменялись взглядами, взялись за руки и взлетели.
Иллюстрация: Tawiskara
Автор: Вера Толстых
Отчёт
рассказ
Вступление
Здравствуйте, дорогие мои начальники!Пишу мой отчёт по прошедшим несколько дней назад событиям.
Глава первая
Я был очень рад, что наконец-то вышел из этой ужасной квадратной местности. День, бывший глубоко обычен, показался поэтому мне в диковинку весел. Благодаря этому обстоятельству, я не вспомнил даже о том, что всё окружающее меня в доме так неприятно. Например, вот почему-то весь подъезд испещрён маленькими острыми бугорками, словно тут испокон веков назад, когда ещё достраивали дом, дикобраз походил и исколол все стены своими иглами (тут я изъявляю огромнейшую благодарность моему главному, лучшему начальнику, за то, что он предоставил мне работать в сфере таких интереснейших животных), а также смею объявить, что мне не нравится жить на этаже, столь близком к земле, а некоторые более низкие чиновники, осмелюсь сказать, живут на гораздо более приближенных к небу этажах.Но о том, что уже прошло, я в это время не думал - как я долго не выходил из своей квартиры - только в магазин, находящийся в соседнем доме!
В моих глазах всё ликовало.
Весело попрыгивали по дорожке воробьи. Свежее утреннее солнце светило в меру тепло, так, как и должно быть в багряном августе. Краснели яркие плоды рябины и дикие яблочки вокруг меня. Пахло покошенным газоном и бензином, - я почему-то люблю этот нефтяной запах, особенно когда он не особенно резок.
Осмотрев всё по сторонам, я пошёл туда, куда мой Главный начальник мне дал указание идти. Мой другой, совсем не такой главный начальник, никогда бы не дал мне такого указания. Мне нужно было сначала проведать одних его и моих друзей (мне кажется, я не видел их более пяти лет!), потом зайти в магазин, купить на специально выделенные деньги продукты для друга, к которому мне дал указание зайти мой Самый высокий начальник: к нему я тоже так давно не заходил! Мне нужно проведать друга (его, если что, зовут Митя) и посмотреть, всё ль у него хорошо, что он делает и не отлынивает ли от работы своей.
И вот, я пошёл по моему узкому, застеленному асфальтом, пути.
Глава вторая
Я шёл по маленькой улочке, восторгаясь всем, не замечая того, что на самом деле она была не очень-то привлекательная. Находя какой-нибудь незаметный цветочек, я, как говорят некоторые мои товарищи по работе, обнажал клыки (я же, языком образного писателя скажу: искренне улыбался); когда же я узревал в своем глазу целую выросшую клумбу, я снимал шляпу и подпрыгивал (конечно же, когда никого поблизости не было!).С помощью таких маневров я очень незаметно попал на красивый, весь свежий, бульвар.
Бульвар был весь выложен красивой разноцветной плиткой. Я пошёл по ней осторожно, стараясь как-нибудь не загрязнить её. После какого-то расстояния большая дорога разделилась на две небольшие, огибающие большую, пахнущую, по настроению, очень оранжево, клумбу, по форме похожую на вытянутый глаз. Вид цветов, росших на этой клумбе, помнится, очень нравился одному из начальников, не моему, но с которым я знаком.
Пройдя клумбу, я увидел пред собой красивейшее в обыденной жизни зрелище: передо мной был красивый, льющий свои воды в небеса, фонтан. Это, конечно же, был не самый большой и самый красивый, и привлекательный на свете фонтан, но для меня в этот день всё то, что мне попадалось на глаза, казалось самым лучшим и единственным.
Края фонтана были красиво загнуты и изгибались так, точно и они были сотворены из журчащей и переливающейся, озарённой ярким, бархатцеватым солнечным лучом, воды. Фонтан словно сам принадлежал к этой, всё время волнующейся, стихии и сливался с её прозрачно-голубоватым светящимся дождём. Из-за этого даже не было видно, из скольких ярусов состоит эта ажурная постройка. На втором ярусе снизу были вылеплены две довольно крупные рыбы, у которых были очень большие милые губы и глаза.
Я подумал: «Хорошо бы дали мне такую работу, чтобы сидеть тут на лавочке и разглядывать прохожих людей. Если один и тот же человек пройдёт по дорожке несколько раз, мне надо будет аккуратно заносить это в маленький блокнотик».
Но я, к сожалению, знал, что такой работы мне никогда не даст никакой из начальников (не в обиду им это), и я, подойдя к фонтану и задержавшись на некоторое время около этого гиганта эпохи, отправился дальше медленным прогулочным шагом по бульвару; по обеим сторонам тротуара были высажены густолиственные деревья, дававшие, повторяющую их очертание, тоже довольно густую тень.
Мне так был приятен бульвар, так глубоко мне были любезны его запахи и так высоки были мои чувства, что мой Не самый главный начальник, конечно же, очень сильно меня бы за это выругал.
Но я, к сожалению, знал, что такой работы мне никогда не даст никакой из начальников (не в обиду им это), и я, подойдя к фонтану и задержавшись на некоторое время около этого гиганта эпохи, отправился дальше медленным прогулочным шагом по бульвару; по обеим сторонам тротуара были высажены густолиственные деревья, дававшие, повторяющую их очертание, тоже довольно густую тень.
Мне так был приятен бульвар, так глубоко мне были любезны его запахи и так высоки были мои чувства, что мой Не самый главный начальник, конечно же, очень сильно меня бы за это выругал.
Иллюстрация Веры Толстых
Но Самый главный мой начальник не так ничтожен и мелочен.
Каждому Человеку и Не человеку надо понимать не только чувства от своей природы, но мочь переживать чувства другого, и от своего грубейшего неведения не понукать других, имеющих не такую, как у них, природу. Каждому мило своё - кому-то дорог разноцветный бульвар, а кому-то - затхлый и заброшенный, тёмный, населённый зловещими тенями его преступных предков, переулок.
Каждому Человеку и Не человеку надо понимать не только чувства от своей природы, но мочь переживать чувства другого, и от своего грубейшего неведения не понукать других, имеющих не такую, как у них, природу. Каждому мило своё - кому-то дорог разноцветный бульвар, а кому-то - затхлый и заброшенный, тёмный, населённый зловещими тенями его преступных предков, переулок.
Глава третья
Пройдя бульвар, я пошёл по одной из ровных, гладко прокатанных катком, уже не таких чёрных и не так сильно пахнущих, как ранее, но всё равно не старых, асфальтовых дорожек. Это была не просто дорожка. Сразу было видно, что эта узенькая дорожка - приток широкого русла бульвара: также, как по берегам большой реки, росли могучие, древние, глубоко осевшие в земную кору дубы, и элегантные, словно
Иллюстрации Веры Толстых
изогнувшиеся в очаровательном пируэте, яблони со звенящими на ветках дичками, также по берегам маленькой речушки изящнейше располагались их дети, ровно подстриженные тёмно-зеленые кусточки с тёмными ягодками, в которых я недостаточно завострён, чтоб знать их названия.
Я много смотрел по разным сторонам и подметил, что чем дальше я продвигаюсь от бульвара, тем больше местность становится непохожей на бульвар; быть может, если бы мне случилось пройти по другой дорожке, катящейся в противоположном направлении, там бы произошло всё наоборот, и это потому, что центр города как раз в той стороне. И так, получается, я удалялся от центра и в этот раз мне не удалось погулять там.
С дорожки я сошёл на небольшую улочку, идущую почти прямо, куда мне надо.
Дома вокруг, казалось, должны были скоро обрушить на землю весь свой громадный исполин. Стены их были покрыты не безобидной зелёной дикобразовой стеной, не новой розовой, покрывающей бетонные блоки, краской; на стены были приклеены устрашающие и унылые серые плиты.
Зелени почти что не было, изредка попадались какие-то странные разросшиеся и тянущие свои лапы в разные стороны хищные растения.
Я подумал: вот, вижу в этом всём нравы моих любезных друзей, моих дорогих чиновников, работающих вместе со мной.
Ах, как часто попадаются Люди, и Не люди, не умеющие видеть красоту! Советую им читать произведения русских классиков, с которых и я стараюсь брать пример, а также ходить в театр, музеи и др.
Теперь мне предстояло такое, что ни один человек в своем уме бы не сделал - зайти в сонм серых домов.
Я не буду дальше описывать, как я дошёл до дома моих друзей, совсем не из-за того, что я испугался (Господи, да вы имеете дело с личностью, которая приманила так много людей в вашу дьявольскую ловушку!), а просто потому, что мне не хочется повторять в своем повествовании слова «страшный», «опасный», «ужасающий» и т.д., и т.п....
Ну вот я подошёл к какому-то из подъездов того дома - было всё равно, в какой из них заходить, потому что в каждом из них жили мои товарищи.
Стена подъезда была обклеена бумажками, исписанными большими буквами: «Сдаются и продаются квартиры недорого под ключ». Хмм... Что-то я припоминаю, кто сочинил эту надпись...
Рядом с бумажками располагался вход.
Это была по виду тяжёлая железная дверь. Почему-то мне было очень легко её открыть - возможно, во мне проснулась какая-то адская сила, возможно, просто дверь была сделана из чего-то лёгкого. Я открыл дверь и тихо зашёл внутрь дома.
Дверь с огромным лязгом захлопнулась и заскрежетали задвига́ющиеся засовы. Задрожали, защёлкнувшись, маленькие замо́чки.
Передо мной вверх простёрлась узкая, тёмная лестница. Между её пролётами не было в стенах окон.
Пройдя один этаж, я решил постучаться в одну из дверей.
Прикоснувшись к ней, я немного удивился: она была словно на несколько градусов холоднее льда. Но я всё же постучал.
Дверь совсем без скрипа отворилась. Я отшатнулся от увиденного за ней, скорее не от страха, а удивления.
Красно-фиолетовые глаза, прозрачно-синее тело...
Передо мной стояло типичное чудовище - страхолюд*.
Хоть я и не особо боюсь таких существ, но увы, из-за того, что половина меня всё-таки человечья, у меня есть некоторая реакция на них. Поэтому я, немного не ожидав такого, отвернувшись от чудища, быстро сбежал вниз по лестнице, и, почему-то, дверь сама резко открылась, отчего я вылетел наружу и побежал побыстрее, никуда не смотря, - мало ли что может сделать этот страхолюдин! Да и как вообще он здесь очутился?!
Я врезался в один из тех зловещих разлапистых кустов, и тот оплёл меня своими лианами. Конечно, у него не было прав это делать, и поэтому я, прилично побив его, освободился. Потряся головой и несколько придя в себя, я поспешно ушёл из этого места, думая на ходу об этом странном происшествии. Я тогда ещё не догадывался, что значит это появление в обычном доме... но нет, конечно, это не простой обычный дом...
Я осмотрелся по сторонам; я уже вышел на довольно широкую улицу. Дороги все были изрезаны трещинами, и в некоторых местах уже сошёл слой асфальта, открывая под собой слой щебёнки. Все дома вокруг были трёхэтажны, построены из кирпича и изредка покрыты бледно-жёлтой извёсткой.
Я вспомнил куда иду и, заметивши в одном из домов магазин, зашёл внутрь. Над входом в него была объёмная вывеска, на которой, по старости лет, уже не хватало почти половины её больших букв.
Как только я вошёл в магазин, на меня повеял холод морозильников и холодильников. Я купил хлеба, сыра, молока и других продуктов, о названии, существовании и назначении их моим начальникам незачем знать, так как они и так очень сведущи в разных хорошо настоянных ядах и разных дьявольских кабанчиках с Елисейских полей; лично я считаю, что человеческие, даже самые дорогие и изысканные блюда не так дорого стоят, а только какие-нибудь Кровавые водоросли для вашего излюбленного салата стоят у самых дешёвых производителей целых восемь душ!
А вот интересно, почему Мите не купили что-нибудь из вашей кухни?
Экономите?..
Ну ладно, что-то я думаю, что я больше не буду задерживаться в своем повествовании: тем временем я уже расплатился за продукты специально выделенными для меня деньгами, сложил продукты в сумку и вышел с продуктами из магазина.
Автомобильная дорога стала всё сильнее расширяться. Машины стали так ездить по ней, словно они за кем-то гонятся. По одной её стороне шёл белый (уже серый) неприглядный забор, возле которого идти было совсем неудобно, так как там был очень узкий тротуар.
Вскоре низкие дома стали расти и постепенно сменяться более высокими. Этот район ещё не начинали застраивать большими восемнадцатиэтажками и двадцатипятиэтажками, тут господствовали девяти- и десятиэтажки. Мой друг, как раз, жил в десятиэтажном доме.
Наконец, дошёл я до дома Мити и, выбрав нужный подъезд, зашёл под его крышу. Стена подъезда этого дома, самого обычного, была вся целиком и полностью исклеена разноцветными рекламами, обычными для таких обычных домов.
Обыкновенно, когда идёт машинная большая дорога, вдоль которой тянутся бедные неуютные заводские трубы и бетонные заборы, тогда на всех столбах и заборах висят одноцветные, с одинаковым шрифтом, бумажки, говорящие:
«РаботаПитаниеПроезд 500р».
Листовки, наклеенные по маленьким, несколько опасным переулкам, их столбам и алко-магазинчикам, гласят:
«Помощь (тут уж неприлично, поскольку сам я не курю и не принимаю ядов, которые на меня, впрочем, не очень-то действуют).
А в рекламе, которой, обыкновенно, очень плотно, без пробелов, проклеивают подъезды, стены и лифты Обычных домов, говорится о квартирах с недорогой ипотекой (чёрт, я сам даже не знаю, что это такое), говорится про недорогие дома (как правило, всегда с банями), о выгодных тарифах (я что ли совсем устарел?), и много ещё туда всякой дребедени понацепливают!..
Что-то, типа этого, было и с подъездом моего друга. Я позвонил в домофон. На другой стороне что-то затрещало, но вызова не последовало - домофон не работал.
- Эй, Митя! Отворяй!
Потом на зарешеченном балконе увидел кусок черной клубящейся шерсти и ещё раз крикнул:
- Отворяй! Эй, Митя, я тебе вообще-то продукты принёс!
Пока Митя спускается вниз и возится с дверью, я скажу пару слов про Митин двор.
В отличие от моего, прямого, как луч солнца, дома, его дом изогнулся в полукруг, наподобие радуги. Это обычный старый дом с растущими около него деревьями, изредка неровно подрубаемыми. Посередине двора - старая детская площадка, на которой стоит пара скамеек, качелька и много, с облупившейся голубой и зелёной краской, столбов для белья и железных арок для выбивки ковров.
И вот тяжёлая входная дверь отворилась со скрипком, и оттуда вышел мой Надзиратель за беспорядком. У него были бегающие маленькие глазки, а больше ничего не было видно, потому что он весь оброс густейшей чёрной шерстью.
Митя как-то пугливо улыбнулся мне, и мы вместе зашли в дом.
В подъезде было чуть прохладно. На стене висели почтовые ящики. Мы вызвали лифт, но ехать он не захотел. Тогда мы прошлись по лестнице. На пятом этаже царило сущее запустение. Бывшая раньше белой, стена теперь обросла светло-зеленой плесенью. Окна были покрыты слоем грязи. Дверь Митиной квартиры заржавела, и уже небольшие пятна ржавчины появились на соседних дверях.
Дверь Митя забыл запереть (или вообще уже давно потерял ключ?), но в квартиру и так войти было трудно. После немногих стараний мы с оглушающим скрежетом смогли открыть дверь.
- Что это такое, Митя?!
Тот почему-то ничего не ответил.
Мы, всё-таки, зашли в квартиру. Пыль лежала уже высокими пушистыми слоями везде, где можно было лежать, а разнообразная грязь налипла везде, где только можно было.
Я скорее подбежал к окну, чтобы не задохнуться, и широко открыл его. От моего резкого движения в воздухе пыли стало ещё больше.
- Дааа..., - проговорил я, как можно меньше открывая рот и закрыв лицо руками.
Я очень ревностно следил за экологией и не хотел, чтобы вся эта пыль вылетела и загрязнила таким образом окружающую среду. Поэтому, я решил устроить у Мити Генеральную приборку.
Мы нашли где-то, в каком-то вековом шкафу, какие-то старые тряпицы и стали мыть всё. Так как кран в ванной не работал и даже не журчал в ответ, когда его включали, за водой пришлось идти к соседям.
Убирались мы до самого позднего вечера и так всё и недоприбирали.
Надеюсь, мои начальники не будут сильно злы на меня за эту небольшую вольность - я прибрал лишь там, где Надзиратель за беспорядком не должен наводить беспорядок! Оказывается, Митя наводил всё это долгое время беспорядок лишь в своём доме, а заданную ему работу- наводить беспорядок во всём районе - не выполнял. Но вы не злитесь на него, он славный.
Так вот, отдав Мите продукты, рассказав, что делать с ними и попрощавшись с ним, я уже в темноте ушёл к себе домой.
Такой вот был этот день.
*Страхолюди́н (страхолю́д) - обычное сверхъестественное существо; по внешности страшен. Не имеет пола. С. размножаются следующим образом: с. ищет себе человеческую жертву и сильно пугает её своим видом. После длительного пребывания рядом со с. человек становится новой особью с.
Моему главному начальнику
Понимаете, когда я увидел дом со страхолюдинами, в моём сердце что-то задрожало. Я понял, в кого вы превратили моих хороших друзей, и мне было если не грустно, то не очень хорошо.
Я решил кое-что раздумать и очень прошу дать мне недельный отпуск.
20 августа
Самому высокому начальнику
Здравствуйте, мой Самый высокий начальник!
Да, все эти три дня я обдумывал это дело, и, понимаете...
Не будьте так злы на меня, но, понимаете, я стал уже думать, не отдать ли мне честь другой моей половине?
24 августа
Последнее письмо
Всем, всем.
Здравствуйте, все - начальники, чиновники, разные работники и другие лица.
Я думал всю эту неделю и принял решение. Многое из того, что я увидел, даже просто выйдя из дома, было вашей работой. Я отлично понимаю, что в этом мире - это ваша задача, и вы не можете её не выполнять.
Но я, всё-таки, наполовину человек, и я могу выбирать, на каком месте мне стать.
И, поэтому, я решил стать теперь человеком. Я всех вас глубочайшие прошу не винить меня за это! Давайте заключим мир: я не буду открывать ваши секреты людям, и если кто-нибудь из вас захочет уничтожить меня, дабы я всё-таки этого не сделал, то мои друзья - люди, которым я доверил письма с вашими секретами - откроют их, и разгласят повсюду.
Также, по моему мирному договору, я никогда не буду ничего предпринимать лично против вас. Я буду лишь убирать некоторые беспорядки, что вы сделали, в глазах людей это всё натворили тоже люди, поэтому я имею на это право.
Прощаюсь с вами с величайшим почтением, и прошу не поминать меня лихом.
27 августа
Просьба главному начальнику
Очень прошу напечатать мой отчёт с приложением всех трёх писем во всех газетах и журналах вашего мира.
Я много смотрел по разным сторонам и подметил, что чем дальше я продвигаюсь от бульвара, тем больше местность становится непохожей на бульвар; быть может, если бы мне случилось пройти по другой дорожке, катящейся в противоположном направлении, там бы произошло всё наоборот, и это потому, что центр города как раз в той стороне. И так, получается, я удалялся от центра и в этот раз мне не удалось погулять там.
С дорожки я сошёл на небольшую улочку, идущую почти прямо, куда мне надо.
В этой части города почти все дома были очень высокими и, на первый взгляд, какие-то отталкивающие. К тому же, тут было много мусора - скорлупа от семечек, окурки и прочее.
Глава четвертая
А всё вокруг стремительно становилось всё страшнее и страшнее. По разным факторам было видно, что множество людей (или это всё не люди оставили?), что множество людей в этих местах имеет глубоко не ангельскую душу.Дома вокруг, казалось, должны были скоро обрушить на землю весь свой громадный исполин. Стены их были покрыты не безобидной зелёной дикобразовой стеной, не новой розовой, покрывающей бетонные блоки, краской; на стены были приклеены устрашающие и унылые серые плиты.
Зелени почти что не было, изредка попадались какие-то странные разросшиеся и тянущие свои лапы в разные стороны хищные растения.
Я подумал: вот, вижу в этом всём нравы моих любезных друзей, моих дорогих чиновников, работающих вместе со мной.
Ах, как часто попадаются Люди, и Не люди, не умеющие видеть красоту! Советую им читать произведения русских классиков, с которых и я стараюсь брать пример, а также ходить в театр, музеи и др.
Теперь мне предстояло такое, что ни один человек в своем уме бы не сделал - зайти в сонм серых домов.
Я не буду дальше описывать, как я дошёл до дома моих друзей, совсем не из-за того, что я испугался (Господи, да вы имеете дело с личностью, которая приманила так много людей в вашу дьявольскую ловушку!), а просто потому, что мне не хочется повторять в своем повествовании слова «страшный», «опасный», «ужасающий» и т.д., и т.п....
Ну вот я подошёл к какому-то из подъездов того дома - было всё равно, в какой из них заходить, потому что в каждом из них жили мои товарищи.
Стена подъезда была обклеена бумажками, исписанными большими буквами: «Сдаются и продаются квартиры недорого под ключ». Хмм... Что-то я припоминаю, кто сочинил эту надпись...
Рядом с бумажками располагался вход.
Это была по виду тяжёлая железная дверь. Почему-то мне было очень легко её открыть - возможно, во мне проснулась какая-то адская сила, возможно, просто дверь была сделана из чего-то лёгкого. Я открыл дверь и тихо зашёл внутрь дома.
Дверь с огромным лязгом захлопнулась и заскрежетали задвига́ющиеся засовы. Задрожали, защёлкнувшись, маленькие замо́чки.
Передо мной вверх простёрлась узкая, тёмная лестница. Между её пролётами не было в стенах окон.
Пройдя один этаж, я решил постучаться в одну из дверей.
Прикоснувшись к ней, я немного удивился: она была словно на несколько градусов холоднее льда. Но я всё же постучал.
Дверь совсем без скрипа отворилась. Я отшатнулся от увиденного за ней, скорее не от страха, а удивления.
Красно-фиолетовые глаза, прозрачно-синее тело...
Передо мной стояло типичное чудовище - страхолюд*.
Хоть я и не особо боюсь таких существ, но увы, из-за того, что половина меня всё-таки человечья, у меня есть некоторая реакция на них. Поэтому я, немного не ожидав такого, отвернувшись от чудища, быстро сбежал вниз по лестнице, и, почему-то, дверь сама резко открылась, отчего я вылетел наружу и побежал побыстрее, никуда не смотря, - мало ли что может сделать этот страхолюдин! Да и как вообще он здесь очутился?!
Я врезался в один из тех зловещих разлапистых кустов, и тот оплёл меня своими лианами. Конечно, у него не было прав это делать, и поэтому я, прилично побив его, освободился. Потряся головой и несколько придя в себя, я поспешно ушёл из этого места, думая на ходу об этом странном происшествии. Я тогда ещё не догадывался, что значит это появление в обычном доме... но нет, конечно, это не простой обычный дом...
Глава пятая
Идя таким образом и думая, я ещё ни о чём не догадывался, но краешки ответов уже маячили где-то у меня в мозгу.Я осмотрелся по сторонам; я уже вышел на довольно широкую улицу. Дороги все были изрезаны трещинами, и в некоторых местах уже сошёл слой асфальта, открывая под собой слой щебёнки. Все дома вокруг были трёхэтажны, построены из кирпича и изредка покрыты бледно-жёлтой извёсткой.
Я вспомнил куда иду и, заметивши в одном из домов магазин, зашёл внутрь. Над входом в него была объёмная вывеска, на которой, по старости лет, уже не хватало почти половины её больших букв.
Как только я вошёл в магазин, на меня повеял холод морозильников и холодильников. Я купил хлеба, сыра, молока и других продуктов, о названии, существовании и назначении их моим начальникам незачем знать, так как они и так очень сведущи в разных хорошо настоянных ядах и разных дьявольских кабанчиках с Елисейских полей; лично я считаю, что человеческие, даже самые дорогие и изысканные блюда не так дорого стоят, а только какие-нибудь Кровавые водоросли для вашего излюбленного салата стоят у самых дешёвых производителей целых восемь душ!
А вот интересно, почему Мите не купили что-нибудь из вашей кухни?
Экономите?..
Ну ладно, что-то я думаю, что я больше не буду задерживаться в своем повествовании: тем временем я уже расплатился за продукты специально выделенными для меня деньгами, сложил продукты в сумку и вышел с продуктами из магазина.
Автомобильная дорога стала всё сильнее расширяться. Машины стали так ездить по ней, словно они за кем-то гонятся. По одной её стороне шёл белый (уже серый) неприглядный забор, возле которого идти было совсем неудобно, так как там был очень узкий тротуар.
Вскоре низкие дома стали расти и постепенно сменяться более высокими. Этот район ещё не начинали застраивать большими восемнадцатиэтажками и двадцатипятиэтажками, тут господствовали девяти- и десятиэтажки. Мой друг, как раз, жил в десятиэтажном доме.
Глава шестая
Не буду более так образно выражаться. Буду это делать ясно и лаконично.Наконец, дошёл я до дома Мити и, выбрав нужный подъезд, зашёл под его крышу. Стена подъезда этого дома, самого обычного, была вся целиком и полностью исклеена разноцветными рекламами, обычными для таких обычных домов.
Обыкновенно, когда идёт машинная большая дорога, вдоль которой тянутся бедные неуютные заводские трубы и бетонные заборы, тогда на всех столбах и заборах висят одноцветные, с одинаковым шрифтом, бумажки, говорящие:
«РаботаПитаниеПроезд 500р».
Листовки, наклеенные по маленьким, несколько опасным переулкам, их столбам и алко-магазинчикам, гласят:
«Помощь (тут уж неприлично, поскольку сам я не курю и не принимаю ядов, которые на меня, впрочем, не очень-то действуют).
А в рекламе, которой, обыкновенно, очень плотно, без пробелов, проклеивают подъезды, стены и лифты Обычных домов, говорится о квартирах с недорогой ипотекой (чёрт, я сам даже не знаю, что это такое), говорится про недорогие дома (как правило, всегда с банями), о выгодных тарифах (я что ли совсем устарел?), и много ещё туда всякой дребедени понацепливают!..
Что-то, типа этого, было и с подъездом моего друга. Я позвонил в домофон. На другой стороне что-то затрещало, но вызова не последовало - домофон не работал.
Глава седьмая
Почесав макушку, я отошёл на середину двора, и посмотрев в окно пятого этажа (почему-то даже этот Митя живёт на пятом из десяти этажей, когда я- только лишь на третьем из девяти!), крикнул зычным басом:- Эй, Митя! Отворяй!
Потом на зарешеченном балконе увидел кусок черной клубящейся шерсти и ещё раз крикнул:
- Отворяй! Эй, Митя, я тебе вообще-то продукты принёс!
Пока Митя спускается вниз и возится с дверью, я скажу пару слов про Митин двор.
В отличие от моего, прямого, как луч солнца, дома, его дом изогнулся в полукруг, наподобие радуги. Это обычный старый дом с растущими около него деревьями, изредка неровно подрубаемыми. Посередине двора - старая детская площадка, на которой стоит пара скамеек, качелька и много, с облупившейся голубой и зелёной краской, столбов для белья и железных арок для выбивки ковров.
И вот тяжёлая входная дверь отворилась со скрипком, и оттуда вышел мой Надзиратель за беспорядком. У него были бегающие маленькие глазки, а больше ничего не было видно, потому что он весь оброс густейшей чёрной шерстью.
Митя как-то пугливо улыбнулся мне, и мы вместе зашли в дом.
В подъезде было чуть прохладно. На стене висели почтовые ящики. Мы вызвали лифт, но ехать он не захотел. Тогда мы прошлись по лестнице. На пятом этаже царило сущее запустение. Бывшая раньше белой, стена теперь обросла светло-зеленой плесенью. Окна были покрыты слоем грязи. Дверь Митиной квартиры заржавела, и уже небольшие пятна ржавчины появились на соседних дверях.
Дверь Митя забыл запереть (или вообще уже давно потерял ключ?), но в квартиру и так войти было трудно. После немногих стараний мы с оглушающим скрежетом смогли открыть дверь.
Глава восьмая
Как только мы распахнули, наконец, дверь, из квартиры на нас налетело густейшее облако пыли. От этого я чихнул очень много раз (обычно я не чихаю больше трёх раз, а теперь гораздо больше трёх раз чихнул). Наконец, я, отвернувшись от пыли и зажав пальцами нос, прогнусавил:- Что это такое, Митя?!
Тот почему-то ничего не ответил.
Мы, всё-таки, зашли в квартиру. Пыль лежала уже высокими пушистыми слоями везде, где можно было лежать, а разнообразная грязь налипла везде, где только можно было.
Я скорее подбежал к окну, чтобы не задохнуться, и широко открыл его. От моего резкого движения в воздухе пыли стало ещё больше.
- Дааа..., - проговорил я, как можно меньше открывая рот и закрыв лицо руками.
Я очень ревностно следил за экологией и не хотел, чтобы вся эта пыль вылетела и загрязнила таким образом окружающую среду. Поэтому, я решил устроить у Мити Генеральную приборку.
Мы нашли где-то, в каком-то вековом шкафу, какие-то старые тряпицы и стали мыть всё. Так как кран в ванной не работал и даже не журчал в ответ, когда его включали, за водой пришлось идти к соседям.
Убирались мы до самого позднего вечера и так всё и недоприбирали.
Надеюсь, мои начальники не будут сильно злы на меня за эту небольшую вольность - я прибрал лишь там, где Надзиратель за беспорядком не должен наводить беспорядок! Оказывается, Митя наводил всё это долгое время беспорядок лишь в своём доме, а заданную ему работу- наводить беспорядок во всём районе - не выполнял. Но вы не злитесь на него, он славный.
Так вот, отдав Мите продукты, рассказав, что делать с ними и попрощавшись с ним, я уже в темноте ушёл к себе домой.
Такой вот был этот день.
*Страхолюди́н (страхолю́д) - обычное сверхъестественное существо; по внешности страшен. Не имеет пола. С. размножаются следующим образом: с. ищет себе человеческую жертву и сильно пугает её своим видом. После длительного пребывания рядом со с. человек становится новой особью с.
Приложение
Письма
Моему главному начальнику
Понимаете, когда я увидел дом со страхолюдинами, в моём сердце что-то задрожало. Я понял, в кого вы превратили моих хороших друзей, и мне было если не грустно, то не очень хорошо.
Я решил кое-что раздумать и очень прошу дать мне недельный отпуск.
20 августа
Самому высокому начальнику
Здравствуйте, мой Самый высокий начальник!
Да, все эти три дня я обдумывал это дело, и, понимаете...
Не будьте так злы на меня, но, понимаете, я стал уже думать, не отдать ли мне честь другой моей половине?
24 августа
Последнее письмо
Всем, всем.
Здравствуйте, все - начальники, чиновники, разные работники и другие лица.
Я думал всю эту неделю и принял решение. Многое из того, что я увидел, даже просто выйдя из дома, было вашей работой. Я отлично понимаю, что в этом мире - это ваша задача, и вы не можете её не выполнять.
Но я, всё-таки, наполовину человек, и я могу выбирать, на каком месте мне стать.
И, поэтому, я решил стать теперь человеком. Я всех вас глубочайшие прошу не винить меня за это! Давайте заключим мир: я не буду открывать ваши секреты людям, и если кто-нибудь из вас захочет уничтожить меня, дабы я всё-таки этого не сделал, то мои друзья - люди, которым я доверил письма с вашими секретами - откроют их, и разгласят повсюду.
Также, по моему мирному договору, я никогда не буду ничего предпринимать лично против вас. Я буду лишь убирать некоторые беспорядки, что вы сделали, в глазах людей это всё натворили тоже люди, поэтому я имею на это право.
Прощаюсь с вами с величайшим почтением, и прошу не поминать меня лихом.
27 августа
Просьба главному начальнику
Очень прошу напечатать мой отчёт с приложением всех трёх писем во всех газетах и журналах вашего мира.
Никому, я думаю, это не повредит, да и меня вы не будете так винить.
Иллюстрации Веры Толстых
ПОЭЗИЯ
Автор: Вера Толстых
Лауреат I степени Областного фестиваля детской поэзии «Щегол»-2021
***
Ветер колючий дует в
Колючую варежку.
А на дороге колючей
Колючие камешки.
Ноги колючие, буквы колючие,
Звуки колючие.
Люди колючие не ожидали
Такого колючего случая.
***
Если идут по очереди,
Кто-то последним станет.
Я считаю петли,
Столбики считаю.
Я считаю мысли
Где-то там, у себя.
Квадраты стали кругами,
Мучительно сваи сведя.
Квадраты вспомнили прошлое.
И Норны сплели этот миг.
А я вяжу и вяжу,
И судьбы свяжу для них.
***
Куски носка в осоке.
Пятки платка в потоке.
Друза здравого «Здравствуй»
С оксидом меди.
Посев песка вскипает.
Клонится к нам заслонкой.
Быть в симбиозе со снегом –
К зиме вечной.
Угли в углу глубоком
Боятся мушиным стадом.
Счастье моё, что части
Всего посыплются градом,
Если наступит отлив.
***
Скучно. Тучка внучка тучи,
Бабушки моей.
Я спрошу её о друге,
Может, станет веселей.
Но в конце концов тянучки
Колются длинней.
Льют, лелея стебли лилий
Ливни... или ли?
Солнца лица всё сочнее...
Или , может, це?
Хлипко липли к улью холи
И шалили – хи?
Липы плакали и плыли
На лице в пыли.
Звучно в зале взволновали
Шторы ороша.
Шилом шили и лишали
Шумом пошаля.
Шудры щедро потрошили
Рыжего гуся.
Сито флисом осоткали,
СтИхии – стихи.
Три-четыре-в паре при -
Дыры по тире.
***
Снег гнусавит, –
Корт картавит, –
Лжёт лыжня, –
Гуляю я.
Дерево вредит, –
Ворона норовит, –
Суета тает, –
Я гуляю.
Пленэр
Запах солнца, вкус асфальта.
На траве пушистой сальто
После дождичка в четверг.
Стадо галок на бумаге...
Старый ветер бреет флаги.
Полотняный свет померк.
Пирамиды из балконов.
Радость павших анемонов
И богини с неба взгляд.
Резвый брызг по проводочкам
Твой привет моим мосточкам
Всех морей песок подряд.
***
Хлобысьнула меня в лицо
Истина.
И задумалась, прожужжала где-то мысль-
Пчёлка.
Затопали, забегали по спине
Колючие лапки.
И кашлянуло- волосатый шар выпал изо рта.
И раскололся- бусины
Запумкали по полу
И укатились далеко.
Тишина взяла сердце.
***
По небу
Куски асфальта
Плывут.
И пусть все надеятся,
Что перед тем, как упасть,
Все доделают
Свои дела.
Ветер колючий дует в
Колючую варежку.
А на дороге колючей
Колючие камешки.
Ноги колючие, буквы колючие,
Звуки колючие.
Люди колючие не ожидали
Такого колючего случая.
***
Если идут по очереди,
Кто-то последним станет.
Я считаю петли,
Столбики считаю.
Я считаю мысли
Где-то там, у себя.
Квадраты стали кругами,
Мучительно сваи сведя.
Квадраты вспомнили прошлое.
И Норны сплели этот миг.
А я вяжу и вяжу,
И судьбы свяжу для них.
***
Куски носка в осоке.
Пятки платка в потоке.
Друза здравого «Здравствуй»
С оксидом меди.
Посев песка вскипает.
Клонится к нам заслонкой.
Быть в симбиозе со снегом –
К зиме вечной.
Угли в углу глубоком
Боятся мушиным стадом.
Счастье моё, что части
Всего посыплются градом,
Если наступит отлив.
***
Скучно. Тучка внучка тучи,
Бабушки моей.
Я спрошу её о друге,
Может, станет веселей.
Но в конце концов тянучки
Колются длинней.
Льют, лелея стебли лилий
Ливни... или ли?
Солнца лица всё сочнее...
Или , может, це?
Хлипко липли к улью холи
И шалили – хи?
Липы плакали и плыли
На лице в пыли.
Звучно в зале взволновали
Шторы ороша.
Шилом шили и лишали
Шумом пошаля.
Шудры щедро потрошили
Рыжего гуся.
Сито флисом осоткали,
СтИхии – стихи.
Три-четыре-в паре при -
Дыры по тире.
***
Снег гнусавит, –
Корт картавит, –
Лжёт лыжня, –
Гуляю я.
Дерево вредит, –
Ворона норовит, –
Суета тает, –
Я гуляю.
Пленэр
Запах солнца, вкус асфальта.
На траве пушистой сальто
После дождичка в четверг.
Стадо галок на бумаге...
Старый ветер бреет флаги.
Полотняный свет померк.
Пирамиды из балконов.
Радость павших анемонов
И богини с неба взгляд.
Резвый брызг по проводочкам
Твой привет моим мосточкам
Всех морей песок подряд.
***
Хлобысьнула меня в лицо
Истина.
И задумалась, прожужжала где-то мысль-
Пчёлка.
Затопали, забегали по спине
Колючие лапки.
И кашлянуло- волосатый шар выпал изо рта.
И раскололся- бусины
Запумкали по полу
И укатились далеко.
Тишина взяла сердце.
***
По небу
Куски асфальта
Плывут.
И пусть все надеятся,
Что перед тем, как упасть,
Все доделают
Свои дела.
Автор: Мария Ченская
Лауреат II степени Областного фестиваля детской поэзии «Щегол»-2021
***
Остановка «какое-то там училище».
Огромное существо открывает рот,
Запускает людей в свое святилище,
Поднимает рога в потолок.
«Пшшш» – говорит и трогается,
Поднимает ноги медленно,
Щелкает квадратичной рожицей.
Я будто счастлива, жаль, что временно.
Сквозь прозрачное тело животного вижу улицу,
Мы не связаны с ней, не знакомы.
Я устала, мое тело сутулится,
Фонарям подражая словно.
В существе нет пространства и времени,
За пределами все будто условно.
Я дитё неизвестного племени,
Где никто не роднится кровно.
Быть может
Весной через полгода в кровь
Закат окрасит сосны страстно,
Ну а сейчас люблю я кров
Зимы таинственной и властной.
Мгновеньем новым вновь и вновь
Я наслаждаюсь ежечасно,
Где в голове нет лишних слов,
В нем жизнь сладка и так прекрасна.
Быть может, жизнь не так сурова?
Страданий больше нет напрасных?
И лишь весной под вечер снова
Закат окрасит сосны в красный.
***
На кухне закипает снова чайник.
Закрыты шторы. За окном уже темно.
Из кружки кипяток пускает пар печально,
Он знает, что остынет все равно.
Хотя пока он варит мне пакетик чая
И греет губы в зябкой полутьме.
А кто-то говорит, что на земле нет рая.
Он просто не нашел его в себе.
Под сердцем закипает что-то жарко.
На самом деле, счастье – просто жить.
Я поделюсь с тобой любовью, мне не жалко!
И чаем угощу с мелиссой, может быть.
***
Золото листьев прозрачных отпето,
Меланхолично-бесцветная осень
Идёт. У меня в душе ещё лето.
Мечтательность улетела до вёсен.
Я иду вдоль полосочки света,
Что Ярило под ноги мне бросил.
Сегодня
Сегодня реальность – это сон.
Проснуться нету сил.
Теперь я чуточку влюблён
В прекрасный звук осин.
Вы видели как солнца свет
Рвет небо на осколки?
Форели цвет в один момент
Зальёт шкафы и полки.
И я нырну в него на миг,
Который вечность длится.
Вонзиться свет, как будто крик
В тиши. Все растворится.
Где я? Я слышу неба стон.
Вокруг трава и ветер.
Вдали раздался мягкий гром,
Сверкнуло на рассвете.
Сегодня реальность – это сон,
И дело не в вине.
Теперь я чуточку влюблён
В прогулки по траве.
***
Снег победит тягучую печаль,
Дышаться снова будет легче.
Мне только долгих дум немного жаль.
Пусть ляжет ночь на наши плечи...
***
Холодными замёрзшими руками
Я прикасаюсь к летней утренней заре.
Нет, я шучу, это всего лишь кружка с чаем,
Хранящая кусочек летнего тепла в себе.
Я выпью кипяток неровными глотками,
По телу разольётся мягкое тепло.
Его я кончиками пальцев, словно проводками,
От теплой кружки к телу проведу легко.
Осенние сумерки
Осенние сумерки – это мечта.
Все в розовой дымке, и облака.
А воздух так нежен, приятен на вкус,
Я в вечер теплый всецело вольюсь.
От запаха яблок воздух густой.
Ветер играет завядшей листвой,
Размягчает ум и чуть-чуть смешит.
Созерцай природу, друг, не спеши...
Ещё один день
Ещё один день укатится в ночь,
Он маленьких глупостей полон.
Сегодня придурочным быть я не прочь.
Я наконец-то раскован.
Булка в желудке и кофе в мозгах:
Что ещё нужно для счастья?
Мы измеряем беседы в шагах.
Мой разум ко мне безучастен.
Солнце лежит низко в домах,
Лучами мне лижет запястья.
Тени тихонько бегут на стенах –
Наши с тобою запчасти.
Пальцы в краске зачем, почему?
Этот вопрос без ответа,
Я же теперь всю ночь не усну.
Во вторник закончится лето...
Там
Там в бескрайней мгле печали
Все от слез туманно и немного странно.
Мы молчали и они молчали,
Поперхнувшись словом бездыханным.
Только птичек голоса журчали,
Разливаясь и залечивая сердца раны.
Лишь часы одни ворчали,
Нам отсчитывая время неустанно.
В четырех стенах
В четырех стенах давай сойдём с ума.
Мои навыки общения коснулись дна.
Забыт безумный мир снаружи окон,
И пандемия стала нашим жутким роком.
Я лужа, выдающая себя за океан.
Нырнуть в мой разум не получится. Там дно.
Там холодно. Там бесконечный ураган.
Нырни. Ты ничего не видишь. Там темно.
Мне кажется, я высохла за эти много дней.
Пропало все. Веселье, слезы радости и горя.
Забыты облик, поведение людей,
Общаться, даже не умея как, забуду скоро.
Автор: Екатерина Лисаченко
Лауреат III степени Областного фестиваля детской поэзии «Щегол»-2021
Тень кота
В стране теней я знаю дом.
В нем проживает тень кота.
Ей хорошо живется в нем –
Не жизнь, а просто красота!
Сосиски ешь, роняй цветы –
Все, что так любят все коты.
Кот с тенью кошечки дружил,
Он вместе с ней счастливо жил.
Она котят ему дала,
Он ей – фигурки из стекла,
Чтоб было кошке, что разбить,
Когда случится злою быть.
Вот кот и кошечка в окне…
«Да это тени на стене!»
Я спорить с взрослыми не стал,
Но все же кошкам помахал.
Я знаю: существует кот,
С ним кошка рядышком живет.
Они колышутся легко,
И нас зовут на молоко!
Облака
Я люблю смотреть на небо,
В облаках фигуры вижу:
Вот летят буханка хлеба,
Башня Эйфеля в Париже…
Нам дракона и русалку
Показали облака.
И девчонку со скакалкой,
Показали хомяка…
Я люблю смотреть на небо,
И о чем-нибудь мечтать.
Ввысь взлететь скорее мне бы,
Быть бескрылым, но летать!
Автор: Мария Новрузова
Призёр Областного фестиваля детской поэзии «Щегол»-2021
***
Сопли замёрзли,
И слиплись ресницы.
Снежинки запрятались
Вглубь рукавицы.
Губы потрескались,
Кофта расстёгнута.
Мороз пробежал
И исчез подворотнями.
***
Девушка прошла без куртки и пропала
За поворотом улицы, а может быть, двора.
И я подумала: смотри, весна настала,
И солнце светит с раннего утра.
И я подумала: а может, это лето,
А все забылись, будто бы весна?
Та девушка и впрямь легко одета,
И что же перепутала она?
Но нет, прости. Заметить не успела,
Что листьев, да и почек на деревьях нет.
Ещё весна. Наш март. Такое дело:
Холодная зима передала привет.
***
Экран телефона чернеет.
Не горит световой индикатор.
«В сети». Но мне не напишут.
***
Сухой кашель.
Тряпка намочена.
Пыль живёт в комнате.
***
Сердце стучит. Ещё не прекратило,
Пока готово сколько-то стучать.
В груди опять, который раз заныло.
Заныло. И не может перестать.
Оно стучит. И хочет достучаться.
Не в силах объяснить своих тревог.
Боится очень сердце потеряться,
Запутаться среди своих дорог.
Однажды вдруг стучаться перестанет,
Забудет страсти роковых минут.
Когда-то этот странный день настанет,
И ритм, и скорость в этот день уйдут.
Утонет сердце в страхах и печалях,
Полны которыми творения искусств.
Пропало сердце незаметно в далях
От боли и невысказанных чувств.
Сопли замёрзли,
И слиплись ресницы.
Снежинки запрятались
Вглубь рукавицы.
Губы потрескались,
Кофта расстёгнута.
Мороз пробежал
И исчез подворотнями.
***
Девушка прошла без куртки и пропала
За поворотом улицы, а может быть, двора.
И я подумала: смотри, весна настала,
И солнце светит с раннего утра.
И я подумала: а может, это лето,
А все забылись, будто бы весна?
Та девушка и впрямь легко одета,
И что же перепутала она?
Но нет, прости. Заметить не успела,
Что листьев, да и почек на деревьях нет.
Ещё весна. Наш март. Такое дело:
Холодная зима передала привет.
***
Экран телефона чернеет.
Не горит световой индикатор.
«В сети». Но мне не напишут.
***
Сухой кашель.
Тряпка намочена.
Пыль живёт в комнате.
***
Сердце стучит. Ещё не прекратило,
Пока готово сколько-то стучать.
В груди опять, который раз заныло.
Заныло. И не может перестать.
Оно стучит. И хочет достучаться.
Не в силах объяснить своих тревог.
Боится очень сердце потеряться,
Запутаться среди своих дорог.
Однажды вдруг стучаться перестанет,
Забудет страсти роковых минут.
Когда-то этот странный день настанет,
И ритм, и скорость в этот день уйдут.
Утонет сердце в страхах и печалях,
Полны которыми творения искусств.
Пропало сердце незаметно в далях
От боли и невысказанных чувств.
Автор: Варфоломей Гудбенштарский
***
Душу свою я скручу в узелок
И в молчанье отправлюсь по свету;
Сквозь перекрёстки сотен дорог
Приду я однажды к ответу,
И душу свою я скручу в узелок,
А чувства прикрою пакетом.
Для тебя много правды, увы, я изрек
И очень жалею об этом.
И душу свою я скручу в узелок,
Чтобы не сыпался пепел.
Сколько живу – так понять и не смог,
Зачем летом северный ветер.
И душу свою я скручу в узелок,
И плевать, что скажут другие.
Я из жизни извлёк один лишь урок -
Мы все в этом мире чужие.
И душу свою я скручу в узелок,
Чтоб крики не вырвались боле.
И стал я теперь совсем одинок.
Но у меня есть сны. Я доволен.
И душу свою я скручу в узелок
И в тишь прокричу: «Извини!»
Приставил я глок и, нажав на курок,
Принял всю боль от тоски.
Бредовы тучи летают во мраке,
Но знай же, герой не так прост…
Глотаю кровь и грязи клоаки,
Таков оказался мой гост…
И душу свою скручу в узелок.
Из сердца вышли все чувства.
И в миг, когда пуля пробила висок -
Сказала, что это искусство.
Душа же скрутилась в тугой узелок,
И тихо ушёл я с рассветом!
Ведь то, что найти я так и не смог
Найду на краю того света!
Быть может, там ждут, а может и нет,
Но здесь никому я не нужен,
Ушёл, ни сказав ни «прощай», ни «привет».
А здесь не остался на ужин.
И вот я ушёл, на рассвете с лучом,
Быть может зря сделал всё это…
Но, если не бьёт моя жизнь тут ключом,
Начну на краю того света.
Двериная песня
Железные двери поют мне симфонию
«Скрежет и шум, трепет и бум»
Заходит рабочий, ему же другую
«Домино - крах, очередности бах»
Каждому жителю они распеваются –
Разные песни, чудесные песни.
У всех она разная, ритмы слетаются
Ни на что не похожи, любят прохожих,
Животных они тоже все любят
Не дают им проходу, часто им рады.
Могут играть, на дверином все шутят,
Такие хорошие, любить их не сложно же!
"Спичка зажглась, за ней и последствия..."
Спичка зажглась, за ней и последствия.
Кости ломаются под тресками грома.
Неутомимо пишу о концепции -
В проливной дождь будь ближе, у дома.
С каждой секундой, разлетаясь на пазлы,
Всё ближе иду я к прямой линии...
Неутомимо пишу короткие фразы -
Цветите под градом чудесные лилии.
Коробок времени утоляет мне жажду,
Видя в ней искры надежды мгновений.
Неутомимо пишу:
" Пусть что будет,
Только бы ты рядом осталась
после стольких
падений".
Душу свою я скручу в узелок
И в молчанье отправлюсь по свету;
Сквозь перекрёстки сотен дорог
Приду я однажды к ответу,
И душу свою я скручу в узелок,
А чувства прикрою пакетом.
Для тебя много правды, увы, я изрек
И очень жалею об этом.
И душу свою я скручу в узелок,
Чтобы не сыпался пепел.
Сколько живу – так понять и не смог,
Зачем летом северный ветер.
И душу свою я скручу в узелок,
И плевать, что скажут другие.
Я из жизни извлёк один лишь урок -
Мы все в этом мире чужие.
И душу свою я скручу в узелок,
Чтоб крики не вырвались боле.
И стал я теперь совсем одинок.
Но у меня есть сны. Я доволен.
И душу свою я скручу в узелок
И в тишь прокричу: «Извини!»
Приставил я глок и, нажав на курок,
Принял всю боль от тоски.
Бредовы тучи летают во мраке,
Но знай же, герой не так прост…
Глотаю кровь и грязи клоаки,
Таков оказался мой гост…
И душу свою скручу в узелок.
Из сердца вышли все чувства.
И в миг, когда пуля пробила висок -
Сказала, что это искусство.
Душа же скрутилась в тугой узелок,
И тихо ушёл я с рассветом!
Ведь то, что найти я так и не смог
Найду на краю того света!
Быть может, там ждут, а может и нет,
Но здесь никому я не нужен,
Ушёл, ни сказав ни «прощай», ни «привет».
А здесь не остался на ужин.
И вот я ушёл, на рассвете с лучом,
Быть может зря сделал всё это…
Но, если не бьёт моя жизнь тут ключом,
Начну на краю того света.
Двериная песня
Железные двери поют мне симфонию
«Скрежет и шум, трепет и бум»
Заходит рабочий, ему же другую
«Домино - крах, очередности бах»
Каждому жителю они распеваются –
Разные песни, чудесные песни.
У всех она разная, ритмы слетаются
Ни на что не похожи, любят прохожих,
Животных они тоже все любят
Не дают им проходу, часто им рады.
Могут играть, на дверином все шутят,
Такие хорошие, любить их не сложно же!
"Спичка зажглась, за ней и последствия..."
Спичка зажглась, за ней и последствия.
Кости ломаются под тресками грома.
Неутомимо пишу о концепции -
В проливной дождь будь ближе, у дома.
С каждой секундой, разлетаясь на пазлы,
Всё ближе иду я к прямой линии...
Неутомимо пишу короткие фразы -
Цветите под градом чудесные лилии.
Коробок времени утоляет мне жажду,
Видя в ней искры надежды мгновений.
Неутомимо пишу:
" Пусть что будет,
Только бы ты рядом осталась
после стольких
падений".
Автор: Полина Крутикова
Чайник на плите...
Что такое теплота?
Это дом, где шерсть кота.
Это чайник на плите,
Чьи-то руки в суете:
Булочки пекут в меду
И отводят всю беду.
Это взгляд исподтишка,
А во взгляде том –
Тоска…
Шутка, нету там тоски.
Там шумит морской прибой,
Реки, горы, корабли,
Мачты, палубы, мечты,
Люди, звери и цветы,
И еще, конечно, ты.
Что такое дом, уют?
Место, счастье где куют,
Обнимают, укрывают,
Прячут нос от всяких бед.
От людишек, от соплей,
От неправильных вещей,
И от сплетен, и от боли,
И от сырости весны.
Чьи-то руки, чей-то взгляд,
Поцелуй над спящим ухом,
Слышать сердцем, а не слухом,
Что ты нужен и любим;
Что нет места языкам —
Острым, глупым, не своим,
Бедным, грустным и чужим,
В общем, людям, у кого
Нет ни плюшек, ни кота,
И в душе там пустота.
Им пока не повезло:
Кто их дом, уют, тепло?..
Что такое теплота?
Это дом, где шерсть кота.
Это чайник на плите,
Чьи-то руки в суете:
Булочки пекут в меду
И отводят всю беду.
Это взгляд исподтишка,
А во взгляде том –
Тоска…
Шутка, нету там тоски.
Там шумит морской прибой,
Реки, горы, корабли,
Мачты, палубы, мечты,
Люди, звери и цветы,
И еще, конечно, ты.
Что такое дом, уют?
Место, счастье где куют,
Обнимают, укрывают,
Прячут нос от всяких бед.
От людишек, от соплей,
От неправильных вещей,
И от сплетен, и от боли,
И от сырости весны.
Чьи-то руки, чей-то взгляд,
Поцелуй над спящим ухом,
Слышать сердцем, а не слухом,
Что ты нужен и любим;
Что нет места языкам —
Острым, глупым, не своим,
Бедным, грустным и чужим,
В общем, людям, у кого
Нет ни плюшек, ни кота,
И в душе там пустота.
Им пока не повезло:
Кто их дом, уют, тепло?..
Иллюстрация: Лина Газизова
Вальс
Милая девочка,
С Дьяволом кружишься:
Дьявол танцует,
Дьявол тебя ведёт.
В вальсе безумном,
В вальсе сомнений
Время теряет,
Время теряет свой ход.
Как тебе, девочка,
Рученьки тоненьки,
Как тебе, глупая,
Пить из горсти
Или вино
Или цвета граната
Спелую, сладкую, нежную
Кровь.
Глупая девочка.
Дьявол танцует,
Дьявол тебя ведёт.
Время забыло,
Время забыло свой ход.
Девочка, девочка,
В клети из ивы
Ты навсегда пропадешь.
Девочка, девочка,
Рученьки тоненьки,
Дьявол ломает их.
Девочка.
Девочка.
Это все зеркало.
Ты в этом вальсе
Одна.
И
Дьяволом
Ты
Была.
Милая девочка,
С Дьяволом кружишься:
Дьявол танцует,
Дьявол тебя ведёт.
В вальсе безумном,
В вальсе сомнений
Время теряет,
Время теряет свой ход.
Как тебе, девочка,
Рученьки тоненьки,
Как тебе, глупая,
Пить из горсти
Или вино
Или цвета граната
Спелую, сладкую, нежную
Кровь.
Глупая девочка.
Дьявол танцует,
Дьявол тебя ведёт.
Время забыло,
Время забыло свой ход.
Девочка, девочка,
В клети из ивы
Ты навсегда пропадешь.
Девочка, девочка,
Рученьки тоненьки,
Дьявол ломает их.
Девочка.
Девочка.
Это все зеркало.
Ты в этом вальсе
Одна.
И
Дьяволом
Ты
Была.
Иллюстрация: Лина Газизова
Автор: Борис Можаев
***
Я отрекаюсь от своего тела,
Ведь проще отречься, когда видишь гниль,
пока ещё чистое тело снаружи,
Когда разлагается тело внутри.
Пока я живой, пока нет порезов,
Лучше продайте его,
Разрежьте на части, на пазлы разрежьте.
Разрежьте на органы, оно не моё.
Пока в теле кровь пульсирует красная,
В душе её давно уже нет,
Душа на кресте не распята,
Душа уже в яме лежит.
Она не распята, скорее застрелена, застрелена сама собой.
Свинцовою пулей из револьвера, Застрелена в сердце собой.
Душа обезвожена, только усталость внутри,
На душе надрывы, на душе грязь и жуки,
Гнойная, мерзкая, отвратительная,
Выкинуть и забыть, но ей остаётся только в теле гнить.
И не поможет мне запах портвейна,
И не поможет мне запах духов,
И дым сигаретный меня не избавит,
От запаха мёртвых щенков.
Я привожу своё тело,
в равенство с душой.
Мёртвое тело с мёртвой душой,
Лежит в яме, без цветов.
В яме с белыми стенками,
В теле всё меньше крови,
И меньше, меньше и меньше,
И всё краснее, белые стенки.
Между красными стенками,
Лежит, лежит, лежит.
Гнилое тело, гнилое тело,
Не распято, а в яме лежит.
И крови в нём нету, души тоже нету.
Теперь это просто тело.
Белое тело, белое тело,
Не распято, а в яме лежит.
И крови так много
и крови так много,
В яме без цветов.
***
Голова жутко болит,
А кровь идëт из носа.
На руках порезы,
А в голове плохие мысли:
«Я не позавтракал сегодня»
Я отрекаюсь от своего тела,
Ведь проще отречься, когда видишь гниль,
пока ещё чистое тело снаружи,
Когда разлагается тело внутри.
Пока я живой, пока нет порезов,
Лучше продайте его,
Разрежьте на части, на пазлы разрежьте.
Разрежьте на органы, оно не моё.
Пока в теле кровь пульсирует красная,
В душе её давно уже нет,
Душа на кресте не распята,
Душа уже в яме лежит.
Она не распята, скорее застрелена, застрелена сама собой.
Свинцовою пулей из револьвера, Застрелена в сердце собой.
Душа обезвожена, только усталость внутри,
На душе надрывы, на душе грязь и жуки,
Гнойная, мерзкая, отвратительная,
Выкинуть и забыть, но ей остаётся только в теле гнить.
И не поможет мне запах портвейна,
И не поможет мне запах духов,
И дым сигаретный меня не избавит,
От запаха мёртвых щенков.
Я привожу своё тело,
в равенство с душой.
Мёртвое тело с мёртвой душой,
Лежит в яме, без цветов.
В яме с белыми стенками,
В теле всё меньше крови,
И меньше, меньше и меньше,
И всё краснее, белые стенки.
Между красными стенками,
Лежит, лежит, лежит.
Гнилое тело, гнилое тело,
Не распято, а в яме лежит.
И крови в нём нету, души тоже нету.
Теперь это просто тело.
Белое тело, белое тело,
Не распято, а в яме лежит.
И крови так много
и крови так много,
В яме без цветов.
***
Голова жутко болит,
А кровь идëт из носа.
На руках порезы,
А в голове плохие мысли:
«Я не позавтракал сегодня»
Автор: #Юрий Гайко
***
Середина июля, крыши многоэтажек,
Пионерское гетто видно с балконов.
В ленте посты одних признавашек,
И целые толпы против уколов.
Забитая в угол комната сталинки,
Обклеена скотчем рама окна.
В прихожей и кеды, и кроссы, и валенки.
В середине – кровати, и жива лишь одна.
Заставленный стол грязной посудой,
Царит тишина и естественный свет.
Я нарушать всё это не буду,
Пусть так и останется на множество лет.
***
Утопает солнце в сентябрьском мареве,
Прилип подошвой к раскалённой дороге.
Тонешь в холодном, октябрьском зареве,
Чувствуешь, как подкашиваются ноги.
Ноябрь встречаешь промокшими кроссами,
Опавшими листьями, пейзажами серыми,
Ночными заморозками, дневными морозами,
И первым льдом, и мухами белыми.
***
Туманность города в тумане разума,
И смутность в жизни, так безобразна…
Усталость будней, в реке недели,
И как же все вы мне надоели…
Вас слишком много, вы слишком шумны,
Вам слишком мало, вы слишком умны.
Вы все притворны, ненастоящи,
А я хожу, и я будто спящий…
Не замечаю, не обращаю, не вглядываюсь,
И только бегаю по городу, оглядываясь…
Середина июля, крыши многоэтажек,
Пионерское гетто видно с балконов.
В ленте посты одних признавашек,
И целые толпы против уколов.
Забитая в угол комната сталинки,
Обклеена скотчем рама окна.
В прихожей и кеды, и кроссы, и валенки.
В середине – кровати, и жива лишь одна.
Заставленный стол грязной посудой,
Царит тишина и естественный свет.
Я нарушать всё это не буду,
Пусть так и останется на множество лет.
***
Утопает солнце в сентябрьском мареве,
Прилип подошвой к раскалённой дороге.
Тонешь в холодном, октябрьском зареве,
Чувствуешь, как подкашиваются ноги.
Ноябрь встречаешь промокшими кроссами,
Опавшими листьями, пейзажами серыми,
Ночными заморозками, дневными морозами,
И первым льдом, и мухами белыми.
***
Туманность города в тумане разума,
И смутность в жизни, так безобразна…
Усталость будней, в реке недели,
И как же все вы мне надоели…
Вас слишком много, вы слишком шумны,
Вам слишком мало, вы слишком умны.
Вы все притворны, ненастоящи,
А я хожу, и я будто спящий…
Не замечаю, не обращаю, не вглядываюсь,
И только бегаю по городу, оглядываясь…
ЭССЕ
по мотивам Персональной выставки работ Алисы Горшениной* «risunki hualice» (Галерея Синара, г. Екатеринбург)
Автор: Милана Челак
Русское инородное
Темно. Лес окунулся в плащ ночи по самую макушку. Я ничего не вижу. Скрип.
Фонарь, заполненный звёздным сиянием, покачнулся... Ещё один скрип, хоть огонёк недвижим...
Кто там? Тишина. И ещё один протяжный, глухой скрип.
Я шёл и шёл, а звуки все ближе. Верно ли я направляюсь? Казалось, уже день, а тьма всё не хочет скрыться.
Вот и опушка. Одинокий домик, старый, покосившийся. Это от него раздавались скрипы?
Очередной звук. Жилище... Повернулось?
Перед глазами застыла распахнутая дверь. За ней вновь тьма. И скрип. Шаг, за ним следующий. Новый звук. Треск, треск, треск, треск, как от огня. И правда, через пару секунд, в отдалённой части дома зажёгся небольшой очаг.
Меня никогда не пугали старые сказки.
Фонарь, заполненный звёздным сиянием, покачнулся... Ещё один скрип, хоть огонёк недвижим...
Кто там? Тишина. И ещё один протяжный, глухой скрип.
Я шёл и шёл, а звуки все ближе. Верно ли я направляюсь? Казалось, уже день, а тьма всё не хочет скрыться.
Вот и опушка. Одинокий домик, старый, покосившийся. Это от него раздавались скрипы?
Очередной звук. Жилище... Повернулось?
Перед глазами застыла распахнутая дверь. За ней вновь тьма. И скрип. Шаг, за ним следующий. Новый звук. Треск, треск, треск, треск, как от огня. И правда, через пару секунд, в отдалённой части дома зажёгся небольшой очаг.
Меня никогда не пугали старые сказки.
ФОТО Alice Hualice Universe
Разве могут существовать ОНИ, создания, вышедшие из глубин леса? Всё это бред. И Баба Яга, леший, кикиморы, - они совершенно чужды реальности и жизни. В моём сознании просто нет для них места!!!
Смех. Милый, девичий голосок. Зажглась свеча.
- Не веришь...? Глупый, ты такой глупый... Мы покажем тебе сокровенные тайны ночи, лесной чащи и самой смерти... Безобидные сказочки - будто нож. Острое, беспощадное слово кромсало мозг. Смех чудовища въедался в мысли, только тьма, только тьма...
Это был сон? Я вновь вижу привычную комнату, чувствую мягкость одеяла, свет сквозь деревенские занавески, слышно крик петрушка-проказника, а подле ног трётся боком домашний котик.
Нет... Голова болит. Инородные, чуждые этому миру существа. Бабушка рассказывала мне о них, но я не верил. Почему?
Глаза. Из тёмного угла. Их нет... Почему я чувствую взгляд, пробирающий до самой сокровенной части сознания. Глаза с крыльями. Такие свободные... А я - больше нет. Глаза разные: старухи со взглядом смерти и того старого дома, юной девушки с зелёной кожей и водой вместо крови. Взгляд леса - старика, древнего, как сама кора сосен да дубов.
Они проникали. Своими душами, силами захватывали сознание, чуждые ему.
Больше нет. Они - это я. Я - лес. Я - древо. Я - старина. Я - сказка, легенда. Я - это они, и больше ничего.
Теперь и я инороден реальности. Прощайте.
Нет... Голова болит. Инородные, чуждые этому миру существа. Бабушка рассказывала мне о них, но я не верил. Почему?
Глаза. Из тёмного угла. Их нет... Почему я чувствую взгляд, пробирающий до самой сокровенной части сознания. Глаза с крыльями. Такие свободные... А я - больше нет. Глаза разные: старухи со взглядом смерти и того старого дома, юной девушки с зелёной кожей и водой вместо крови. Взгляд леса - старика, древнего, как сама кора сосен да дубов.
Они проникали. Своими душами, силами захватывали сознание, чуждые ему.
Больше нет. Они - это я. Я - лес. Я - древо. Я - старина. Я - сказка, легенда. Я - это они, и больше ничего.
Теперь и я инороден реальности. Прощайте.
ФОТО Alice Hualice Universe
Фото: архив "Крапивы"
*Алиса Горшенина – мультидисциплинарная художница (живопись, графика, текстильная скульптура, коллаж, анимация). 2018 год - выставка «Уральская шкура» павильон ВДНХ победила в программе «Взлёт на ВДНХ», участница резиденции Sondre Green в Норвегии.
В 2019 году грант музея «Гараж» для художников, работающих в сфере актуального искусства. Участница проектов Уральского филиала ГСЦИ («Всё не то, чем кажется», «Бажов-фест», «Неслучайные связи», «Местные», «Приручая пустоту»), участницей 3-й и 4-й Уральской индустриальной биеннале. Выставлялась на Триеннале российского современного искусства (2017, 2020) в музее «Гараж».
В 2019 году грант музея «Гараж» для художников, работающих в сфере актуального искусства. Участница проектов Уральского филиала ГСЦИ («Всё не то, чем кажется», «Бажов-фест», «Неслучайные связи», «Местные», «Приручая пустоту»), участницей 3-й и 4-й Уральской индустриальной биеннале. Выставлялась на Триеннале российского современного искусства (2017, 2020) в музее «Гараж».
ФОТО Alice Hualice Universe
ФОЛЬКЛОР
Подслушано в школе
***
Ученик сдаёт бланк с ответами.
Учительница:
- ты половину не написал!
Ученик:
- я написал половину!
***
Учитель истории показывает картину:
- Вот здесь Наполеон во время консульства. Краш!
***
Учитель истории:
- Павел Первый косплеил прусскую армию образца середины 18 века!
***
Учитель истории:
- Вот плохо сдадите ЕГЭ... И попадёте не во ВШЭ, а в пед. Зарплата будет маленькой. Супруг - воображаемым. Борщ - холодным. И слушать будете Егора Шипа.
***
Учитель математики, когда мальчики долго не сдают проверочную:
- Сдавайтесь, горячие уральские парни!
***
Учитель истории:
- Я не хочу в Зуме сидеть, я лучше пельмешки полеплю.
***
Учитель по русскому, диктуя текст диктанта:
- Опершись на лыжные палки, долго любуешься, как шустрые птички клювиками теребят шишки. Хм... Может, заменить слово "теребят" на слово "долбят"?
***
Учитель МХК:
- Эдгар Дега - основоположник порнографии.
***
Учитель биологии:
- Коалы - не наркоманы, а конкретные обдолбыши.
***
Учитель математики:
- Если вы откровенны, мне приятно. Но если вы лицемерите, я это чувствую.
***
У одноклассника перелом руки. Учитель математики:
- Тебе делали под общим наркозом?
Одноклассник:
- Да, под общим. Я бредил! Песни пел, плакал, дичь творил!
Учитель:
- Ты не кричал, что математичка - сволочь?
***
Учитель русского языка:
- Сейчас мы занимаемся синтаксической порнографией.
***
Учитель русского языка:
- Если вы синтаксический извращенец, то можете написать вот так...
***
Учитель физики:
- Рисуем квадратный шарик.
***
Учитель биологии:
- Домашнее задание: узнать, кто ответственен за пол ребенка: мужская половая клетка или женская. Проверять не на практике!
Ученик сдаёт бланк с ответами.
Учительница:
- ты половину не написал!
Ученик:
- я написал половину!
***
Учитель истории показывает картину:
- Вот здесь Наполеон во время консульства. Краш!
***
Учитель истории:
- Павел Первый косплеил прусскую армию образца середины 18 века!
***
Учитель истории:
- Вот плохо сдадите ЕГЭ... И попадёте не во ВШЭ, а в пед. Зарплата будет маленькой. Супруг - воображаемым. Борщ - холодным. И слушать будете Егора Шипа.
***
Учитель математики, когда мальчики долго не сдают проверочную:
- Сдавайтесь, горячие уральские парни!
***
Учитель истории:
- Я не хочу в Зуме сидеть, я лучше пельмешки полеплю.
***
Учитель по русскому, диктуя текст диктанта:
- Опершись на лыжные палки, долго любуешься, как шустрые птички клювиками теребят шишки. Хм... Может, заменить слово "теребят" на слово "долбят"?
***
Учитель МХК:
- Эдгар Дега - основоположник порнографии.
***
Учитель биологии:
- Коалы - не наркоманы, а конкретные обдолбыши.
***
Учитель математики:
- Если вы откровенны, мне приятно. Но если вы лицемерите, я это чувствую.
***
У одноклассника перелом руки. Учитель математики:
- Тебе делали под общим наркозом?
Одноклассник:
- Да, под общим. Я бредил! Песни пел, плакал, дичь творил!
Учитель:
- Ты не кричал, что математичка - сволочь?
***
Учитель русского языка:
- Сейчас мы занимаемся синтаксической порнографией.
***
Учитель русского языка:
- Если вы синтаксический извращенец, то можете написать вот так...
***
Учитель физики:
- Рисуем квадратный шарик.
***
Учитель биологии:
- Домашнее задание: узнать, кто ответственен за пол ребенка: мужская половая клетка или женская. Проверять не на практике!
